Юрий Карлаш - Мир, который рядом

Не выдержав происходящего, все население тюрьмы решило провести акцию протеста: каждый должен был написать жалобу в какую-нибудь инстанцию о несоблюдении руководством тюрьмы мер санитарии. Из хаты в хату передавали адреса инстанций, конверты и бумага. Целую ночь вся тюрьма писала жалобы. Утром во время проверки мусорам в каждой хате давали около сотни ковертов. Они просто охуевали от такого наплыва корреспонденции. Мы пребывали в радужных надеждах на грядущие перемены. Но нас жестоко обломали. Баландеры нас известили о том, что все эти письма были сожжены на тюремном дворе. Вот такие у нас охуенные правоохранительные органы. Ведь никто не творит столько беспредела и беззакония, как менты. Им все можно, им все прощается. Они нас сажают, истязают, убивают, и хоть бы хны.

Задумывалось ли наше российское общество, почему так происходит? Не задумывалось, так как на себе не испытало. Но Русь издревле славилась своими тюрьмами и количеством людей, в них сидящих. Даже пословица у нас есть о том, что не стоит зарекаться от тюрьмы. И каждый третий попадает за забор. И только там понимает, что живет в огромном концлагере, имя которому Россия. Во главе этого лагеря стоит фээсбэшник Володя. С каждым годом этот Володя увеличивает количество преданных ему псов. Не за горами тот день, когда он причислит себя к лику святых и продиктует нам Новейший Завет, а все неверные будут сожжены заживо в огромных доменных печах. Вас устраивает такая судьба? Меня нет.

Самым распространенным занятием в хате была игра. Играли в нарды и карты. Вообще, игра считается святым делом в тюрьме, потому что играют на интерес. Интерес – это ставка. С каждого выигрыша в общак отдается определенный процент, поэтому игра – один из доходов воровской казны. Вот и сидят зеки днями и ночами и дурят друг другу головы. Так как денег на руках не было, играли на очки. Одно очко – один рубль. За одну игру позволялось выиграть полторы тысячи очков, не больше. Это был потолок. Между сторонами перед игрой обговаривался срок выплаты проигранного, платили, кто чем может. Для этого существовал специально составленный прейскурант. Вот как он выглядел:

Станок для бритья одноразовый – 5 очков

Конверт/стержень – 5 очков

Ручка – 10 очков

Мыло хозяйственное – 10 очков

Мыло туалетное – 20 очков

Носки – 15-20 очков (по договоренности)

Трусы – 30 очков

Крема/зубная паста – 30 очков

Зубная щетка – 25 очков

Рубашка – 60-100 очков

Брюки – 60-100 очков

Спортивный костюм – 200 очков

Фуфайка – 250 очков

Одеяло – 250 очков

Сигареты и чай в расчет брать не полагается.

Зачастую в игру затягивали зеленых неопытных арестантов. Считалось, что во благо Общего не грех раздеть молодого. Вновь прибывшим разъясняли суть тюремной жизни, про пользу общака и разводили на игру. В итоге, благодаря шулерству прожженных игроков, человек становился должником и писал мамке письма с просьбой привезти передачу.

Если долг вовремя не отдавался, должник становился фуфлыжником и зачастую ломился с хаты. Фуфлом считалось невыполненное обещание о возврате долга в срок. В порядочной хате фуфлыжникам не было места, поэтому их выгоняли (ломили). На любой тюрьме есть ломовые хаты. Там сидят те, кто по какой-либо причине сбежал из своей камеры. Когда мусора открывали тормоза, человек выходил с вещами на продол и отказывался зайти обратно. Если проигравшего увозили на этап, то расплачиваться за него должны были семейники.

Я еще в Серпухове просек, что играть в тюрьме очень опасно. А так как я и по воле не любил карты, заманить в игру меня было непросто. Я занимался своим делом, на общак уделял внимание с полученных от мамки передач, и никто не мог меня упрекнуть в том, что я живу неправильно. В этом случае судьбы меня уберегла.

Спустя некоторое время меня вывезли на ознакомление с делом. Привезли в Облсуд, посадили в клетку в огромном зале заседаний, дали два тома уголовного дела и мусора, который должен за мной смотреть.

Я, как учил меня Малыш, стал выписывать все себе в тетрадь: все обстоятельства, все допросы, показания обвиняющих меня людей. Я даже нашел в материалах дела показания бабки-самогонщицы, которая указывала на то, что в тот злополучный день я покупал у нее самогон. Время покупки совпадало со временем убийства. «Чем не алиби?»

Просидел я, листая документы, часов, наверное, пять. Прервал меня человек, назвавшийся прокурором Савиновым: