Станислав Лем: Больница преображения. Высокий замок. Рассказы

— Ты кто такой?

— А, оставь его. Это врач (нем.) .

Тоже врач, да? (нем.)

Ты что тут делаешь? П-шел! (нем.)

Тихо! (…) Вы будете здесь сидеть, пока не прикажут! Никому отсюда не выходить! И я говорю еще раз: если найдем хоть одного припрятанного больного… всех вас!.. (искаж. нем.)

— Господин офицер…

— Что еще? (нем.)

— Несколько больных спрятаны в квартирах…

— Что? Что? (…) Где они? Мошенник! Все вы! (нем.)

Господин оберштурмфюрер, это не врач, это больной, он сумасшедший! (нем.)

Что такое? Ты, коновал! Что все это значит?! (нем.)

Ну и мошенники, ну и лгуны, свинячье стадо! (нем.)

И это врачи… Ну, мы тут наведем порядок. Покажите ваши документы! (нем.)

— Ах так. Вы фольксдойч. Прекрасно. Но отчего вы тогда заодно с этими польскими жуликами? (нем.)

— Иди.

— Господин офицер, я не болен. Я совсем здоров.

— Ты врач?

— Да… нет, но я не могу… я буду…

— Иди (нем.) .

— Пожалуйста, пожалуйста… я хочу жить. Я здоров.

— Довольно! (…) Ты предатель! Ты бросил своих добрых безумных братьев (нем.) .

Моя мать была немка!!! (нем.)

Дерьмовая работа! (нем.)

Следующие двадцать штук! (нем.)

Всем выходить! (нем.)

Профессор Лондковский здесь?! (нем.)

Проходите, пожалуйста (нем.) .

Отче наш, иже еси на небесех. (…) Да святится имя Твое… (лат.)

Да будет воля Твоя… (лат.)

— Простите, (…) но господин оберштурмфюрер забрал мои бумаги. Разве вы не знаете, что… (нем.)

— Вам надо немного потерпеть. (…) Ну, знаешь, как уже все дома горели, я и подумал, что там одни мертвые, тут вдруг прямо из огня баба как выскочит и давай к лесу. Несется как угорелая и к себе гуся прижимает. Вот картина-то! Фриц хотел пульнуть ей вдогонку, да от смеха никак не мог на мушку поймать — вот смехота-то, да? (нем.)

— Вы, доктор, (…) вы-то чего смеетесь? Для вас тут ничего смешного нет.

— Я… я… (…) я немец. (…)

— Да? Ну, тогда пожалуйста, пожалуйста (нем.) .

— Господин доктор, что случилось с нашим профессором? (…)

— Можете не беспокоиться. Я возьму его в машину, отвезу в Бежинец. Он уже собирает вещи.

— В самом деле?

— Милостивый государь! (…) Вы должны мне верить.

— А зачем нас здесь держат?

— Ну, ну! С вами было уж дело плохо, так ведь наш Гутка теперь угомонился. Вас теперь будут только охранять, чтобы наши украинцы ничего такого вам не причинили. Они, знаете, прямо крови жаждут, словно собаки.

— Да? (нем.)

— Как соколы… Их приходится кормить сырым мясом (нем.) .

Господин доктор, (…) как это можно: человек и врач, и больные, расстрел и смерть! (искаж. нем.)

Каждая нация (…) подобна организму животного. Больные органы порой необходимо удалять. Это было своего рода хирургическое вмешательство (нем.) .

Но Боже, Боже (нем.) .

Я могу объяснить это и иначе. Во времена цезаря Августа был в Галилее римский наместник, который имел верховную власть над евреями, и звали его Понтий Пилат… (нем.)

— Вы хотите уйти? Все?

— Госпожа доктор Носилевская. (…)

— Ах так. Да, конечно. Потерпите еще немного, пожалуйста (нем.) .

Кто там?

Проходите.

Эй!

Ваша первая и единственная обязанность — молчать. Поняли? (нем.)

Hoc erat in votis (латин.) — это составляло предмет моих желаний.

«Шустак» — мелкая монета

Смолка Франтишен (1810–1899 гг.) — политический деятель в Галиции. В 1848 году стал во главе национального движения. Был приговорен к смертной казни, но помилован.

«Марысенька» — так в Польше величали красавицу жену польского короля Яна Ill Собеского — Марию Казимиру.

В четвертую долю листа, т. е. большого формата.