Андрей Донцов - Комплекс Ромео

Он куда—то отлучался днем два раза на своем джипе, пожертвовав даже вечерним послеобеденным виндсерфингом. Так и есть: когда я возвратился в районе восьми с горной велопрогулки, на пляже возле дома на раскинутом покрывале в виде российского флага валялись две китаянки в лифчиках, но без трусов. Наверное, из южноафриканского открытого кафе «STOUP». Лежали, что примечательно, словно участницы соревнований по синхронному плаванию на краю бассейна: в напряженном ожидании, о чем—то шепотом перемурлыкиваясь. Я встал, оторопело уставившись на их стриженые мышки. Каждый раз легкая оторопь брала меня, когда я видел чужие и не родные сердцу причиндалы.

– Иди сюда, – крикнул мне Брат, надув губы, готовый расхихикаться своими гаденькими смешками во время веселой кульминации маленького семейного шоу. Оказывается, любовь к театральным постановкам была у нас в крови. – Отсюда лучше смотреть.

Я сел, укладывая пропотевшую футболку на заранее спущенные с крыши пластиковые стулья.

– Камон, герлз. Ду ю ремембэ вордз?

– Ес—ес, – видавшие виды обезьянки даже засмущались сценической задаче.

– О’кей, камон.

– На—си не трахаси в жо—си, – задекламировали они, перекатываясь со спины на стойку на плечах и взмывая вверх загорелыми задами. – На—си не трахаси в жо—си, – на словах «жо—си» они аплодировали, хлопая себя по ягодицам, довольно звонко.

Я лихорадочно соображал, какие же эмоции, по задумке Брата, должна была вызвать у меня эта искусно отрепетированная интермедия. Не хотелось его обижать.

Наверное, чувство нескрываемого восторга, ребячьей радости и жуткого непреодолимого желания поаплодировать яйцами по выкупленным на сутки ягодицам.

Однако выражать ничего не пришлось – Брат в восторге катался на столе, режиссерская работа пришлась ему по вкусу.

– Будем репетировать? – спрашивал он. – Нормальные жо—си?

– Только пойду в море сначала, – полез я в воду с намерением купаться подольше.

– Присоединяйся – мы в спальне.

Смывать пот в море – вот наслаждение. Я вспоминал вопрос: «А ю хэппи?» – и не торопился возвращаться. Не торопился отвечать на него.

Судя по звукам, доносящимся из окна «рабочего» кабинета Брата: удивленному писку голосов, которых чем—либо удивить было трудно, – выученная русская фраза для них теряла актуальность, временами мне слышалось – словно рвется плотная материя.

Брат поставил мой диск с «Ленинградом».

Надо сказать, у Брательника был талант воплощать в жизнь вскользь оброненные фразы и задумки. Был он человеком действия. И разговор с ним почти всегда заканчивался самыми неожиданными последствиями. Вот, например, как мы разговаривали о море. Сидя вечерком и потягивая холодное пивко.

– Хорошо у моря, да, Алехандро? Я всегда мечтал жить у моря и вот видишь – живу.

– Хорошо.

– Я увидел море в пять лет. Ты когда?

– Поздно… но как сказать… В детстве ведь совершенно не обязательно называть морем именно море. Я же родился в Петроградском районе на углу Барочной и Большой Зелениной. Там с утра до вечера злобно дребезжал во всех окнах трамвай. Но, несмотря на это, я был уверен, что мне совсем недалеко до моря. До Финского залива. Минут сорок топать школьными шагами. В детстве залив, поверь, особо не отличается от моря… Только разве что для купания холодновато… Но когда ты не видел моря, ты и не знаешь, что оно гораздо теплее. Кидаться пустыми пивными бутылками в чаек… Два раза в день – утром и вечером. Это, конечно, не катание на яхтах по Персидскому заливу, но что—то морское в этом занятии все—таки есть.

Через пять дней он привез на остров огромный спортивный лук, и в пять утра, раскрашенные, как в детстве, под индейцев, мы выходили охотиться на чаек. За два дня эта затея нам порядком надоела, и лук, дорогущий, как паровоз, остался висеть на стене в качестве украшения.

Я вспоминал свои деревенские бои с собаками. Как плохо вооружен был я тогда. Вернуться бы в те времена с этим луком!

Китай меня восхищал многим. Но больше всего поражала мелодичность речи. Я даже не пытался различать эти слова. В этом языке один слог мог значить абсолютно разные вещи, все зависело от высоты произносимого звука или чего—то там еще. Абсолютно музыкальная задача.

Самым родным мне сразу показался слог «КХУЙ». Какая—то возвратная частица. В повседневной речи использовалось достаточно часто. В сочетании с «НА» обозначает действие – что—то вроде «забрать назад». Сидишь в ресторане и глядишь с подозрением на какое—нибудь блюдо, размышляя, какие животные могли пойти на его приготовление. Подходит молодая официантка и весело спрашивает: «На кхуй?» – то есть: «Унести, уже наелись?» Ты согласно киваешь головой: «На кхуй! На кхуй!» Взаимопонимание между нашим и китайским народами зашкаливает в такие моменты, почти как у Винни с Пятачком в знаменитой сцене «Ой, кажется, дождь начинается…»