Андрей Донцов - Комплекс Ромео

Наши места были у толчка, в котором ввиду аэродинамических нагрузок то блевала, то самозабвенно дристала добрая половина пассажиров. Народ уже делился по национальному признаку и пытался драться… Снова вычислили наших старых знакомых – говорливых белорусов. У нас в хвосте на радость всем нашелся общий спортивный знаменатель: облевавший чей—то свитер туркмен.

Поражало скрытое в глубинах подсознания русского человека уважение к монархическому строю – со всех сторон в разных падежах и склонениях расхваливали авиалинии и наш счастливый рейс, но только Туркмен—баши упоминался с одним—единственным прилагательным – «уважаемый».

Чтобы остановить драку, экипаж вызвал с аэродрома то ли наряд милиции, то ли туркменский ОМОН. Появление внешнего врага весь самолет встретил радостным гулом. Детям дали столько сладкого, сколько они не видели за всю свою жизнь, и пересадили к нам в хвост.

Применять силу и унылые палки похожие на плохо оплачиваемых гастарбайтеров внутренние силы не решились, и после полуторачасовой перебранки, получив своего соотечественника вполне целым и лишь слегка невредимым, удалились.

Летевшие в бизнес—классе респектабельные девушки оказались проститутками, умудряющимися заполнять собой на современной родине проституции премиальный сегмент. В честь победы и под воздействием жары и алкоголя они исполняли жаркий топлес—танец в проходах.

Самыми разумными во всем этом хаосе были мудрые восточные женщины в костюмах стюардесс. Они, благодаря умению говорить с горячими мужчинами, накопленному на генетическом уровне за века, и подавили конфликт в самом его апогее. Женщины и свежий воздух – вот чем можно без всяких сомнений гордиться дружественному народу Туркменистана.

Интересно, это был рядовой полет, или нам правда немного не повезло?

– Найти.

– Так…

– Трахнуть…

– Обязательно…

– Забыть…

– Так… – Колясик сморщил лоб. – И в чем проблема—то?

– Забывать. Нельзя все время забывать. Эта плоскость – скучная, широкая и беспеср… беспрес… хуевая… Это наркотик, к которому привыкаешь. Вот ты употребляешь наркотики?

– Употребляю…

– Не—е—льзя. Ты должен сохранить концентрацию внутри себя, сознание свое оберегай… а то представится в жизни шанс что—то сделать… а ты уже чмо, а не человек.

– Подожди, давай вернемся к бабам.

– А, по—моему, все одно: и бабы, и наркотики, – вмешался Денисов.

– Ебнуть бы тебе по очкам, – разозлился я. – Объяснял же тебе: что это потребительство… сиськи в рекламе… и в башке твоей сиськи… вы туда человека верните… в башку себе верните человека…

– Да на хуй мне человек в башке, когда мне баба нужна?

– Вот ты какой раз в Таиланд летишь?

– Шестой.

– Сколько в прошлой поездке баб трахнул?

– Пять, – не задумываясь, ответил Коля.

– А чего так мало—то? – спросил Денисов.

– Так мы и жили на необитаемом острове.

– Хорошие это были люди?

– Че?

– Люди, говорю, были хорошие?

– В смысле сисек, что ли?

– В смысле людей…

– Да где люди—то были?

– Бабы эти… Они ж людьми были, нет?

Недоумение сковало лицо Колясика – творческого человека – казалось, навсегда.

– В смысле? Чего ты имеешь в виду? Как бабы, что ли, люди были хорошими?

– Как люди, блядь, Колясик, как люди! Была ли там хоть одна баба как человек лучше, чем другие четыре.

– Я не знаю, – Колясик заметно расстроился, – я их вроде… как его… ну, ебал…

– Ну, давай, допустим, что была. Одна баба из них была человек хороший.

– Ну, допустим.

– Представил себе, какая именно?

– Ну, представил… хотя нет… это она как баба лучше… а как человек… не знаю…

– Вот так и любви не будет. И людей хороших в мире не останется. Родишь ты, Коля, ребенка, зачем родишь, знать точно не будешь, но родишь. Полезет он через забор, зацепится платьишком и будет висеть на заборе и плакать… и на помощь звать…

– У меня сыну пять лет…

– …а никто уже не подходит. Потому что ты, Коля, ебал всю жизнь кого попало. И плохих людей от хороших не отличал. И на хуй им, хорошим, оставаться на земле этой, где их ебут и сразу забывают? Что им здесь делать?

Сопля, длинная, как молния, соскользнула по локтю Колясика.

За стеклами блестели глаза Денисова. Я и сам был готов разрыдаться. Давно я не пил и не разговаривал с людьми, незнакомыми до такой степени, что можно было, не опасаясь, вывалить все, что есть в голове.

Я встал и громко заявил, глядя на сидящих перед нами проституток: