Марина Ли - Детский мир

– Давайте просто поужинаем, – мягко предложил молодой человек, очень сильно похожий на дядю Серёжу. Тоже, кажется, какой-то мой дядя, но я, хоть убейте, не могла вспомнить, как его зовут.

– Конечно, хотелось бы чего-то более торжественного, но торжество можно будет устроить и дома, когда наш маленький найдёныш немного свыкнется с положением вещей.

Я скрипнула зубами, и в тот же миг Арсений поймал мою дрожащую ладонь и, наклонившись к моему уху, прошептал:

– Мы можем в любой момент уйти отсюда.

– Не можете! – слух у отца-основателя моего довольно многочисленного семейства, как выяснилось, был отменный.

– Руслан, – сидевшая справа от него женщина похлопала по сжавшейся в кулак руке и виновато посмотрела на меня.

А я обвела затравленным взглядом присутствующих и зажмурилась, вспоминая момент «счастливого воссоединения». Северов с перепуганным видом держит на руках Полину Ивановну, Лёшка суетится, я недоумеваю, а божественный Ру и божественная Ади смотрят на меня с отеческим умилением. И на красивом лице моей бабки расцветает мягкая улыбка.

– Здравствуй, – голос ласковый-ласковый.

– Здравствуй, Осенька!

Мне стало нехорошо, потому что так меня только Цезарь называл. И Тоська, редко-редко. Впрочем, Тоська меня и Зимушкой называла, и Вёснушкой, и Леточкой. А когда я спрашивала, почему так, отвечала:

– Ты летом Леточка, осенью – Осенька, а зимой Зимушка. Понятно же, глупенькая!

– Ты меня совсем-совсем не помнишь? – спросила незнакомка и, обманутая грустной улыбкой, скользнувшей по моим губам, сделала шаг вперёд, а я попятилась за Севера, не в силах даже головой качнуть. – Русь, ты видишь? С ума сойти, как она на тебя похожа!

– Похожа, – благосклонно проворчал Русь. – Чего бы ей не быть на меня похожей? Внучка же. Первая.

Внучка.

Я тряхнула головой, отгоняя воспоминания о том, как мы приводили Полину Ивановну в чувство, как она, постарев сразу ещё лет на триста, отводила взгляд, как дрожали её руки, когда она, забыв о валяющейся на полу двустволке – забыв!!! – поправляла шляпку и прятала под вуалькой свои старушечьи очки, как ворчливо подгоняла Лёшку. Как искоса взглянула на элегантного мужчину и густо покраснела. И как рассмеялась тихо, когда элегантная дама – моя бабушка? – подалась вперёд, пытаясь заглянуть ей в лицо, и вежливо поинтересовалась:

– Вам плохо? Может, помощь нужна? Мой младший сын врач, я бы могла…

– Отсутствие мозгов не лечится, – скупо возразила Полина Ивановна и резко крутанула колесо коляски, едва не проехав по ногам Руслана. – Лёшка, шевелись, копуха. Не задерживай важных господ.

– Тётя Поля! – взвыла я.

– Всё потом, Ёлка, – успокоила меня женщина. – Если захочешь.

Потом.

Я вздохнула раз-другой и с тоской посмотрела в тарелку с обжигающе-острым помидорным супом.

– Дежавю, – усмехнулась негромко и подняла глаза на дедушку.

Дедушку, чтоб мне провалиться! Он выглядел не намного старше Севера, и я никак не могла уверовать в то, что этому человеку больше лет, чем мне часов. Или минут? Сколько свечей он задувает в свой день рождения?

– Я не то хотел сказать, – вздохнул мужчина. – Конечно, вы можете уйти, но мне бы хотелось, чтобы вы остались. Хотя бы ради…

Он покосился на бледную женщину с синими – как у меня, как у него самого – глазами и замолчал.

Мама. Самый родной человек в мире. Чужая женщина, при взгляде на которую во мне даже ничего не дрогнуло.

– Ради чего? – я помешала давно остывший суп, нервно звякнув серебряной ложкой о край тарелки. Хотелось в зелёный вагончик, к Полине Ивановне, к Лёшке. К Зверю с его неприличными историями, к Берёзе и её вечно плохому настроению, даже к Ферзю, который за всё время нашего знакомства сказал мне от силы пять слов.

Да что уж! Даже предатель Котик был мне роднее и ближе любого из присутствующих за столом. Кроме Арсения, конечно.

– Может, хотя бы ради приличия, – ядовитым тоном предложил мой дядюшка. Не тот, который Серёжа, второй. Денис с ударением на первый слог.

– Олю можно понять, – тихо вступилась за меня его жена, Валентина, молчаливая девушка с длинным, как у пони, лицом, и грустными коровьими глазами. Впрочем, может не было ничего лошадиного в её лице, а просто я относилась к своим родственничкам более, чем предвзято, потому что позже, глубокой ночью, когда мы с Арсением делились впечатлениями о прожитом дне, парень уверял, что она вполне ничего и очень даже симпатичная, чем вызвал гневную ревнивую волну. И радовался этому, как ребёнок, между прочим.