Марина Ли - Детский мир

– Похожа? – я нервно заправила коротенькую прядь за ухо, не зная, обижаться мне или злиться. – Вы что же, сразу меня узнали? Сразу знали, кто я? Почему не сказали?

– Не сразу узнала, – проворчала женщина, – а только когда ты фотографии рассматривать начала. Когда маленькая была, у той стены часами торчала с точно таким же выражением на лице – словно пытаешься вспомнить, но не можешь. А почему не сказала? А ты бы мне поверила?

Полина Ивановна сощурилась и наклонилась вперёд.

– Скажи я тебе тогда правду про нанороботов, про Руслана, про космические корабли и про то, сколько мне лет, поверила бы? Не посчитала бы меня сумасшедшей старухой? Не прислушалась бы более внимательно к тем сплетням, что ходят обо мне по Корпусу?

– Я не знаю, – едва не плача, призналась я. – Не знаю.

– То-то и оно… – женщина вздохнула и села ровнее. – Но как бы там ни было, никогда и никого здесь ни к чему не принуждали. Девки сами сюда бежали толпами, но исключительно на добровольных началах. Можешь мне поверить.

– Легко добиться добровольности, – прошептала я. – Если умеешь играть на чувствах людей.

– Это да, – женщина кивнула. – Тут я даже спорить не стану. Играли они виртуозно, да что уж теперь. Всё давно в прошлом. Селекционная ферма, Корпус Самоубийц… Ничего нет.

Сердце испуганно ёкнуло, и я почувствовала, как холодок ужаса, пробежав по позвоночнику, приподнял волосы на затылке. После случившегося на площади Влюблённых я даже думать не хотела о том, что могу увидеть, если решусь выглянуть в окно.

– Почему нет? – прохрипела не своим голосом и, пересилив себя, подошла к Полине Ивановне и перевесилась через подоконник.

Облезлая площадь была на месте. И зелёная крыша Дома, и жёлтое знамя вяло трепыхалось на осеннем ветру.

– Север, чем вы тут занимались всё время? – хохотнула тётя Поля, не замечая моей тревоги. – Ты хоть что-то объяснил своей зазнобе, или на разговоры у вас времени не было?

– Не было, – беззлобно отмахнулся Арсений и, положив руки на мою талию, втянул меня обратно в комнату. – Осторожно, не упади. И не пугайся. Никуда Корпус не делся, на самом деле. Просто он теперь, как бы сказать, немножко автономный.

– Это как? – совершенно искренне удивилась я. – Как можно быть автономным наполовину? Как дворовый пес, который думает, что свободен только потому, что его сегодня с утра забыли посадить на цепь?

Полина Ивановна хрипло захохотала. Нет, всё-таки Северов в чём-то был прав, когда уверял меня, что она ведьма.

– Милое сравнение. И в чём-то даже верное, – выдавила она сквозь смех.

– Неверное, – Арсений тряхнул головой и вытащил из горшка с кактусом окурки, затем выбросил их на улицу и с мрачным видом закрыл окно. – Но после случившегося в Кирсе поток беженцев усилился в разы, и места в посёлке стало не хватать. Да и глупо это. Проще отсюда убрать тех, кто против нас, чем устраивать проверки там. Да и твои… родители, – короткий, немного испуганный взгляд на меня, – любезно согласились накрыть весь Корпус защитным щитом.

– Согласились они… – проворчала тётя Поля, а я произнесла раньше, чем успела подумать:

– В обмен на что-то?

И едва не застонала, когда Арсений болезненно сморщился и отвёл глаза. Да что со мной не так? Почему я раз за разом причиняю боль тому единственному, кто ни разу не отвернулся, не дал ни одного повода не доверять. Я вдруг вспомнила о четвёртом правиле взаимоотношений, с которым меня когда-то познакомил Северов. Учись доверять своему мужчине. Я научусь.

– Прости, – я обняла парня и почувствовала, как быстро колотится его сердце. Переживал, что не поверю? Что снова начну обвинять неизвестно в чём? Какая же я всё-таки эгоистичная свинья.

Полина Ивановна, деликатно кашлянув, потянулась к карману за пачкой сигарет, Лёшка же, наоборот, смотрела на нас, открыв рот. И меня ничуть не волновало, что мы были не одни. Ни капли смущения. Никакой неуверенности. И если бы прямо сейчас я выяснила, что мы стоим посреди Облезлой площади, и к нам приковано внимание всех местных самоубийц, я всё равно сделала бы это.

– Я люблю тебя. Ты же знаешь, – произнесла негромко, снизу вверх заглядывая в родное лицо.

– Знаю, – он широко улыбнулся, сжимая меня в объятиях. – Скажи ещё раз.

– Люблю, – я потянулась за поцелуем, остро сожалея о том, что мы не наедине, что здесь тётя Поля, и Лёшка, и сто тысяч проблем, и двери, скрипнувшие несмазанными петлями, и посторонний мужской голос:

– Мило. Кто-то собирался ставить нас в известность о том, что девочка очнулась?