Яков Шехтер - Вокруг себя был никто

– Отвечаю очень серьезно, – Игорь отложил пиалу, по-оперному развел руки и запел. – А ты играй, а ты играй, может, увидишь дорогу в рай!

Все засмеялись, я тоже. Игорь улыбнулся и похлопал меня по спине, между лопатками. Замах руки и звук хлопка звучали впечатляюще, но ощутила я только нежное поглаживание, подобное тому, каким одаривала меня ночью Юрате.

– Хлопок одной руки? – спросила я.

Все опять засмеялись. Атмосфера явно потеплела, значит, я вела себя правильно.

– А ты что, ждала серьезного ответа на вопрос, где у нас кладбища? – снова похлопал меня по спине Игорь, и то ли от выпитой водки, то ли от чего другого, содеянного Игорем, по моей спине покатился огненный шарик и, постепенно холодея, застрял в основании копчика.

«Получилось, – изумленно подумала я. – Само собой получилось».

– Теперь о Традиции. Но сначала, – выпей чаю, Танюша.

Юрате подала мне полную пиалу, и я принялась, подражая Игорю, с шумом втягивать чай. Это тоже понравилось, я откровенно косила под ученика, принимающего ярмо Мастера, и сия незамысловатая игра принималась «друзьями» на полном серьезе.

– Сухраверди подчеркивал, – начал Игорь, – что существует Знание, используемое преемственным рядом мудрецов. У основания ряда стоит таинственный Гермес Трисмегист из Египта, «прародитель мудрецов», давший начало двум ветвям средиземноморской Традиции: восточной и западной.

К восточной Сухраверди относил героев Авесты – царей-мудрецов Гайомарта, Феридуна и Кай-Хосроу, а также Заратустру. Их исламскими продолжателями были суфии ал-Бистами, ал-Харакани, ал-Халлаж. Западную, греческую ветвь представляли Асклепий, Эмпедокл, Пифагор, Сократ. Наша Школа относится к западной ветви, но есть и восточная, которую мы сейчас изучаем.

Он многозначительно посмотрел на лепешку и пиалушки с водкой.

– Я удовлетворил твое любопытство, красна девица?

Я молча кинула. Это, вне всякого сомнения, был ответ. Требующий проверки, нарочито изобилующий именами, дабы подавить собеседника, но ответ. Хотя…

– Вот и хорошо, – облегченно вздохнул Игорь. – А я уже стал опасаться за Традицию.

Все заулыбались.

Игорь изобразил руками бинокль и наставил его на мое лицо.

– Ан недовольна милая, пригорюнилась любушка, – нараспев произнес он. – Ты излей тоску свою Мастеру, распахни перед ним сердце смутное, сердце мутное, грусть печальную.

– Хорошо, – продолжила я. – Имен натаскать можно любых, и ветви настругать тоже не трудно. Но только как знать, что эта традиция на самом деле существует и что вы ее продолжатель.

– Игорь, можно? – вдруг вмешалась Вирга. – Можно я отвечу?

Игорь милостиво кивнул.

– Я расскажу одну историю из собственной жизни, из тех времен, когда я была чем-то похожа на Таню. И так хотелось, чтобы мне все объяснили, разжевали, в рот положили, ну просто беда.…

А было так: жили мы в одной квартире, Игорь, Юрате, я и Видмантас. И вот, в один ужасно-прекрасный день, начали Игорь с Юрате при мне на тарабарском языке разговаривать. День так проходит, два. Космос великий, вся зараза на меня валится: посуда бьется, еда пригорает, я по углам плачу, и ничего. На третий день не вынесла гордыня да как разревется, в истерике бьюсь, причитаю. Юрате надо мной сидит, страдает, а Игорь на кухне чай пьет.

Отревелась я, ну, думаю, конец моим страданиям. А тут Мастер и говорит:

– Вирга, чай будешь пить?

А я ему:

– Бу-бузя-ба, дзинь-кампа-рук.

С тех пор, когда мне хочется узнать вкус халвы или мяса, я их ем, а не спрашиваю у соседа: дай определение. Чего и тебе, Танюша, желаю. Приятного аппетита.

Все посмотрели на меня.

– О вкусе халвы и мяса... А может, вы ядом потчуете, откуда я знаю?

Вирга неприязненно отшатнулась. На ее лице проступила обида.

– Вопрос справедливый, – заступился Игорь. – Человек имеет право сомневаться, правда, до определенного этапа. Я тоже тебе расскажу одну историю, и тоже из собственной жизни.

Когда-то, много лет назад, я пришел к своему учителю. Не к Мирзабаю, до него у меня было несколько учителей. Иных уж нет, а те далече…. Тот, о котором я говорю, перебрался в Израиль, в город с диковинным названием – Реховот.

Так вот, пришел я к нему, а он показывает мне один текст. Прочти, говорит. Это может оказаться для тебя ничем или многим. Прочитал я. Ничего вроде не изменилось, все так же. Посидели мы на кухне, чай попили. Чай он безумный заваривал, до сих пор забыть не могу. Выпьешь стаканчик – и сразу в небеса. До сих пор жалею, что не научился. А сейчас уже поздно, слишком мы разошлись. Н-да.