Андрей Волос - Аниматор

— Привет! — сказал я, останавливаясь в шаге от нее. Нужно было сказать что-то еще, и я тупо спросил, как если бы не верил своим глазам: — Э-э-э… ты уже здесь?

Она кивнула и сконфужено пожала плечами, будто извиняясь за свое присутствие.

— Давно стоишь? — Я озабоченно взглянул на часы.

— Нет-нет-нет, минут пять, не больше… ты…

— Что?

— Нет, я…

— Ты что-то сказала, я не расслышал…

— Нет-нет… ничего, нет… Что, пробки, да?

— Жуткие, жуткие пробки! — оживился я. — Кошмар! На Цветном что делается — ужас! Совершенно стало невозможно ездить!

— Да…

Мы снова замолчали.

Она смотрела куда-то над моим плечом и теребила ручку своей сумки.

Я понимал, что она не знает, чего от меня сейчас ждать, и боится, что я встречу ее не любовью, а ненавистью. Но и сам я слишком много пережил за это время, чтобы сделать вид, будто мы расстались полдня назад. Время текло, вымывая из-под ног крупицы почвы, каждая секунда грозила стать последней, я то и дело сглатывал слюну, но не мог почему-то сказать ничего живого, имеющего отношение к делу. Должно быть, физиономия моя в какую-то секунду отразила эту муку, потому что, когда я через силу все-таки хрипло выдавил «Клара!», она посмотрела наконец мне в глаза, потом всхлипнула, обмякла и ткнулась щекой в грудь.

Я гладил ее по голове (рука казалась деревянной), сказать мне было совершенно нечего, да я и не хотел говорить, потому что глаза чертовски слезились, и я боялся, что с голосом тоже может выйти как-нибудь не так.

— Хотела тебя сфотографировать, — сыро проговорила она. — Но не решилась. Вдруг тебе не понравится… Дай платок, пожалуйста.

Я взял у нее кофр, а взамен протянул платок. Клара вытерла слезы, высморкалась, улыбнулась — и я понял, что это она, ничуть не другая, моя Клара. Только немного пополнела, что ли? Да, пополнела. Но лицо было осунувшимся. Я обнял ее и стал целовать прохладные щеки.

— Все, все, все, — повторял я. Мне даже в голову не пришло спросить, где она была все это время. — Больше никогда… правда? Это ведь я сам виноват, да?..

Она кивала, закрыв глаза. Но вдруг с усилием отстранилась и сказала:

— Подожди.

Клара смотрела на меня, однако это не был тот прямой, ровный и любящий взгляд, что я ценил так же высоко, пожалуй, как свет солнца и сияние неба. Нет, сейчас в нем читалось какое-то волнение… чуть ли не страх.

Я тоже почувствовал тревогу и неуют.

— Понимаешь… — Она замялась, кусая губы и не сводя с меня глаз. -

Я должна… мне…

— Что?

— Мне нужно сказать тебе… я не знаю, как ты…

Я шумно перевел дыхание — не хватало воздуха.

— Не знаю, как ты отнесешься, но…

— Господи!

— У меня… у нас… то есть…

— Ну?

— У нас дочь, — сказала она.

Я не понял. Какая, к черту, дочь?

Разумеется, я все понял — потому что мольба в глазах, с которой ожидала ответа, говорила сама за себя.

— У нас дочь, — эхом повторил я.

— Дочь, — кивнула она. — Я…

— Погоди!

Все-таки мне нужно было какое-то время, чтобы земля и небо снова поменялись местами, приняв подобающее им положение.

— Ты говоришь: у нас дочь. Это правда?

Она кивнула.

— То есть все это время ты…

Должно быть, в моем голосе ей послышалась угроза.

— Потому что я боялась! — сказала Клара, отважно встряхнув своим хвостом. — Я боялась, что ты отправишь меня на аборт!

— Аборт, — произнес я. Честно сказать, роль горной нимфы, умеющей произносить только окончания фраз, мне уже несколько надоела.

Клара молчала.

Я долго пытался проглотить слюну. Пауза затянулась. В конце концов я выговорил:

— Где?

Она пожала плечами.

— У мамы.

— В Каргополе?

— Ну да…

В ее взгляде появился легкий интерес. Я понимал: сама она уже все пережила — и разговор этот пережила в разных его версиях, и встречу нашу пережила, и разлуку — или неразлуку — тоже пережила, — и теперь смотрела на меня любопытствующим взглядом естествоиспытателя, желающего знать наконец, по какому из двух мыслимых путей пойдет запланированный эксперимент.

— Сколько? — просипел я.

Она снова пожала плечами.

— Полтора месяца.

— Полтора месяца…

— И четыре дня, — добавила Клара каким-то неприятно легковесным и независимым тоном.

Меня шатнуло.

— Но ты… но вы… но я…

— Что?

Я прокашлялся.

— Я говорю, я… то есть ты…

Мне показалось, что она заскучала.

— Ты! — прохрипел я. — То есть я хочу сказать, я…

Она мельком взглянула на меня и взмахнула своими зонтичными ресницами.