Аньес Мартен-Люган: Ты слышишь нашу музыку?

— Ну а теперь перейдем к деталям.

— Я тебя слушаю.

— Для начала вопрос. Ты открыл только один счет на фирму?

— Ну да, конечно, зачем мне больше?!

— Отлично. Полагаю, ты дал Тристану доверенность на него?

— Как еще я мог поступить, если он мой поручитель?! А где связь?

— Так вот, он выжал из своей доверенности все что можно. И изрядно злоупотребил ею.

Виски едва не застрял у меня в горле. Неужели такое возможно? Я был в ужасе.

— Это как?

— Первая проплата поступила от твоих заказчиков в середине июля. По идее, примерно тогда же начали поступать счета. После чего деньги приходили на твой счет и уходили, а ты их, полагаю, не отслеживал.

— Ну да, не очень я за ними следил. Будь я хорошим руководителем, мне бы раньше стало обо всем известно.

— Тристан не посоветовал тебе взять бухгалтера?

— Я говорил ему, что надо бы, в самом начале говорил. Объяснил, что не силен в управлении бюджетом.

— И что он ответил?

— Что он со мной категорически не согласен, обвинил тебя в подрыве моей веры в себя, а я с ним согласился, не сумел или не захотел возразить, ты уж прости…

Люк отмахнулся от извинений и попросил рассказывать дальше.

— Он посоветовал мне повременить с бухгалтером, чтобы эти расходы не ударили по моему гонорару, и пообещал подыскать кого-нибудь, кто подготовит отчет в конце года.

— Он нащупал твое слабое место и воспользовался им, Янис. Думаю, он очень быстро сообразил, что твой проект будет успешным, а это в его планы не входило. Поэтому, поняв, что ты не самый организованный человек, не из тех, кто будет вносить в отчетные данные все суммы, выплачиваемые мастерам, он подождал, пока на тебя свалятся первые счета и ты начнешь раздавать чеки направо и налево, и на мелкие суммы, и на крупные, как это бывает на каждом объекте. А потом, когда процесс набрал обороты, он по доверенности регулярно уводил деньги со счета — и перечислением, и наличными. А ты ничего не замечал и все глубже запутывался в финансах. Не удивлюсь, если он подделывал подписи. Такое вполне возможно. Именно он тебя утопил, он тебя разорил.

У меня опустились руки: в довершение всего выясняется, что Тристан — отъявленный мошенник.

— Вот сволочь!

— Не спорю. Однако сейчас вынужден сообщить тебе плохую новость: до него не добраться, у меня нет никаких доказательств, это всего лишь предположения. Если ты попробуешь привлечь его к ответственности, твои претензии, скорее всего, обернутся против тебя и именно тебя обвинят в растрате.

— Мне с ним никогда не справиться. Он всегда найдет способ переложить вину на меня, наверняка он все предусмотрел. Единственный выход — исхитриться выплатить все долги перед банком и больше не зависеть от него.

Он не только хотел украсть мою жизнь, но и уже украл мой успех. Как остановить эту адскую машину и обеспечить безопасность Веры и детей?

Я все плакала и плакала. Зажмурившись, молча. В гостиной было слышно только мое дыхание и дыхание Тристана, который не шевелился. Даже звуки улицы не достигали сейчас моих ушей. Я так устала от всего! В глубине души я знала, что должна доверять Янису, только ему и никому другому. Однако интеллект и терпение Тристана располагали меня к нему, в особенности когда я думала о том, как он помог Янису, как поддержал меня. Пусть его появление в нашей жизни совпало с началом наших проблем, но все же он сумел стать незаменимым. Не могло же все это быть обманом. Мне припомнилась фраза Яниса, произнесенная им, когда намерения Тристана относительно нашей семьи еще вызывали у меня вопросы: «Вполне возможно, что хорошие люди все-таки существуют». Я тогда неохотно согласилась, что да, существуют, конечно. Какой ему интерес вредить нам?

До лба дотронулись пальцы Тристана, он откинул мне прядь волос, как это делал Янис. Я похлопала ресницами и увидела сквозь слезы его лицо и мрачные глаза, которые сверлили меня. Он положил холодную руку на мою щеку.

— Я хочу, чтобы все это кончилось, Тристан. Хочу снова жить своей прежней жизнью.

— Я могу это сделать, Вера. Могу тебе ее вернуть, эту жизнь.

— Как?

В Тристановых глазах загорелся победный огонь, он наклонился ко мне, навис надо мной, и я почувствовала себя раздавленной. В ту же минуту я поняла, что он сейчас сделает, но как будто не осознала этого и не сумела среагировать. Он прижал свои губы к моим, повторив это движение несколько раз. Я не шевельнулась, не ответила на поцелуй, но и не оттолкнула его. Прикосновение Тристана парализовало меня, вызвало оторопь. Он поднялся, схватил меня за талию, уложил на диван и придавил всей своей тяжестью. Я была как тряпичная кукла. Его губы снова нашли мои, стали более жесткими, язык протиснулся в мой рот. От неожиданности я чуть не задохнулась. Я отказывалась воспринимать как поцелуй то, что он проделывал, это казалось мне чем-то фальшивым и подлым. Никакого сравнения с поцелуем Яниса несколько часов назад — настоящим, искренним, полным ярости и любви. Это воспоминание заставило меня содрогнуться от стыда и гадливости, которые вызывали тошнотворные посягательства Тристана. Немыслимо! Он воспринял мою реакцию как поощрение и удвоил рвение. Его руки победно ощупывали мое тело, он задрал платье, не прекращая орудовать языком у меня во рту, твердо сжал бедро и постарался стащить кружевные трусы, все сильнее вдавливая меня в диван. Я ощутила его эрекцию, это было отвратительно. Я сумела отстраниться и наконец-то оторвать свои губы от его — грязных и мерзких.