Ильдар Абузяров - Чингиз-роман

Иногда во мне просыпается дух воина и я слышу стук-звезду. То ли это стук копыт, то ли стук моего сердца. Но всегда этот стук ведет меня к звезде.

Самое страшное, если в такие минуты я краем глаза вижу крепкого и наглого парня, потому что стук и звезда призывают меня сразиться. Помериться с ним силами. Я слежу за крепким и нахальным парнем завороженно, словно удав за кроликом. Вот он подходит к стойке бара и заказывает двойной водки — силен, однако. Вот он, пока официант выполняет заказ, оглядывает своим дерзким взглядом бар, останавливаясь на паре крутых бедер. Вот наглец! Этого я уже стерпеть не могу. Срываюсь с места, подлетаю к его широкой спине и что есть мочи бью кулаком по пояснице. Вот так, сзади. Дальше — будь что будет. Драка-милиция-смерть с молоком на губах.

Не знаю, слышали ли вы когда-нибудь стук-звезду. Не знаю, видели ли вы когда-нибудь стук-звезду. Не знаю…

Я вообще мало чего знаю. И не только о вас. Я и о себе мало чего знаю. Я даже долгое время не подозревал, кто я и зачем я. Зачем я очутился в этом волжском городе, на этой залитой солнцем улице. Я был одет не так, как другие люди. На мне были слишком теплые штаны и сапоги, в то время как почти все мужчины были обуты в светлые кроссовки, более напоминающие своей обильно перекрученной и похожей на лыко шнуровкой лапти.

Оружия у меня не было, но зато у меня было много золотых монет, и я очень хотел есть.

Но в первом же ларьке, где я хотел купить еды, мне сказали, что денег принять не смогут.

— Почему? — удивился я. — Это же монеты.

— Потому что это иностранная валюта. Если хотите, можете обменять эти монеты, и тогда добро пожаловать. Вниз по улице есть банк.

Я не знал, что такое банк, но я знал, кто такие менялы. Я пошел вниз по улице Проломной, остановившись у торговцев картинами. На некоторых из них был изображен природный орнамент. Другие были еще без изображения. Голые заготовки. Рама с натянутой необработанной коровьей или кобыльей кожей. И подпись — «Абстракция».

— Золото сдаете? — обратился ко мне один из торговцев.

— Меняю, — поправил я.

— Да, — сказал он, крутя в пальцах и пробуя на зуб монету. — Даю пять тысяч рублей.

Он сказал «рублей», но мне послышалось «рупий» — это такая индийская таньга.

— Согласен, — сказал я, не в моих правилах было считать деньги, когда их у меня полным-полно.

— О'кей, — меняла достал пачку каких-то бумажек и, пересчитав их, дал мне. Наверное, он дал мне эти бумажки для счета. Чтоб я на них вел счет. Но мне было лень считать самому.

Тут к меняле подошел еще какой-то мужик и, махнув рукой, сказал на не понятном мне языке:

— Атас, менты.

— Извини, — сказал давший мне бумажек мужик, — менты, — и они вдвоем развернулись и бросились быстрым шагом прочь.

А я так и остался стоять с какими-то бумажками, но без таньги. Я тогда не подозревал, что у меня в руках были местные деньги. Точнее, не деньги, а кукла, обманка. Об этом я узнал позднее, в кафе, когда продавщица мне объяснила, что к чему.

А тогда я чувствовал себя глубоко обманутым и униженным. Нет, так не пойдет. По «Ясе» Чингиз-хана красть нехорошо. Я бросился следом за убегающим менялой. Я кинулся ему на спину. Повалил на землю. Вцепился зубами в шею. Я грыз ему шею.

Он визжал и дергался. Может быть, от боли. А может, оттого, что я вынимал из его скрюченных пальцев не только золотую монету, но еще и целую пачку бумажек, такую же, что он дал мне. Бумажки мне пригодятся для моей миссии, о которой я тогда только смутно догадывался. Но которая становилась мне все яснее с каждой ночью, когда меня призывали к себе стук и звезда. И, поддаваясь этому зову, я переходил черту.

Ведь вечером стук и звезда становятся невыносимы. Вечером я мечусь по квартире, словно волк. Я знаю, что волк — древний тотем тюрков, что волк — бог тюрков, что волк любит тюрков.

Я вижу крутые скулы Чингиз-хана, я вижу грозные брови Берке, я чувствую их всех: Темир-хана, Тамерлана, Тохтамыша, Сартака, Узбека… Подбородок Сартака — атака, острый, как стрела. Глаза Узбека узки, как бойницы, вздохи Тохтамыша тяжелы. Боевой клич Идегея звонок. Руки Мамая маются без лука. Я люблю своих ханов. Я их обожаю. Я вижу, как они собираются под стягами. Они держат стяги в своих сжатых ладонях. Стяги черные, красные, голубые. На полотнищах вышит волк и руны. Полотнища мечутся по квартире. Я сдираю занавески. Я волк.