— Да, я там буду делать доклад. Я доклад приготовил, — говорит мой друг.
Я растерялся, я не знаю, что такое доклад. «Доклад» — это от слова «клад» или от слова «ат» («лошадь»)?
— Что это такое? — спрашиваю я. — Что такое доклад?
— Это интересно, это круто.
— Да пошел ты, — говорю я, — знаем мы твое «круто». У тебя круто, когда в «Спокойной ночи, малыши!» Петрушку показывают. И не порезанным на кусочки и сваренным в супчике. А живьем.
— Ну, пожалуйста, — переходит на просительный тон мой друг, — мне нужна твоя поддержка.
— Не могу, — говорю я, — у меня сегодня в плане женщины. Женщину хочу. Всю ночь хотел. Понимаешь, я как будто с войны вернулся. И теперь мне нужна женщина.
— Так будут там женщины.
— Пышные? — сомневаюсь я.
— Пышные! — утверждает мой приятель.
— Ладно, — соглашаюсь я, не разобравшись спросонья, — во сколько твой доклад?
— В шесть, — говорит он.
— Давай, — окончательно соглашаюсь я, — до встречи.
— Где?
— Где обычно. На остановке «Университет-Сарай».
И выключаюсь.
Я просыпаюсь в два часа дня. В самое пекло. Голова гудит, кружится. Желудок полон сжатого воздуха, как надутый бурдюк. Страшно хочется жрать. Класть биш-бармак жирными пальцами всей пятерни в рот, вгрызаться зубами в сочную дыню, как это делают ленивые визири и дехкане где-нибудь в Ширазе или Багдаде.
Арабы и персы слабаки… Я знаю, они никудышные воины. Поистине, их культура — выродившийся культ. Они только и умеют что возлежать своими рыхлыми телами на подушках, жрать и философствовать. Представлять себе каких-то воздушных коней, что вознесли их хана в небо, вместо того чтобы самим взобраться на жеребцов и прокатиться с ветерком, как когда-то делал и, уверен, завещал им их хан.
Прокатиться с ветерком, а не быть неженками. С ветерком, что сейчас гуляет у меня в животе. Да, я хочу есть, но я знаю, что еще не настало время, что мне еще надо доскакать, домчаться. Каждую ночь мне снится, что я куда-то мчусь на коне. Куда-то, куда мне очень надо. Мчусь с секретным донесением или вроде того.
И чтобы не отвлекаться на мысли о еде от чарующей дороги, в конце которой меня наверняка ждет мой хан, я представляю себе разъевшихся ширазцев или багдадцев, кушающих сладости, после того как они только что поели сладости, и меня начинает тошнить.
Меня тошнит до тех пор, пока я не выключаюсь. Еще немного, еще пару часов. А час в пути пролетает мигом.
А вот после переезда или боя поесть не грешно. И даже очень приятно. Не знаю, были ли вы когда-нибудь голодны по-настоящему. Испытывали ли вы когда-нибудь чувство голода после большого дела, после длинного переезда. Пробивал ли вас когда-нибудь жор — да такой, что аж челюсти ходуном ходят и слюна висит до пупа. Не знаю…
Меня обычно страшный жор пробивает после кровавых битв, когда руки и ноги трясутся от усталости и истощения, не говоря уже о челюстях. И тогда я ем.
Помню, первый раз, когда я очутился в этом городе, мне тоже очень хотелось жрать. Я стоял посреди залитой солнцем Проломной улицы с кучей золотых таньга в кармане. В одной окровавленной руке у меня была кукла денег, в другой деньги куклой. Но тогда я этого не знал. Я знал только то, что очень хочу есть.
А запах все усиливался и усиливался. Едой тянуло из каждой дыры. Глаза и носопырки разбегались в стороны со страшной центробежной силой. Голова кружилась от одного запаха мяса с кровью. Наконец я решился и широкой походкой зашел в первое попавшееся помещение с вкусным и горячим запахом еды. Что-то мне подсказывало: здесь я буду в безопасности. Я купил себе много мяса. Женщины смотрели на меня с восторгом. Смотрели, как я засовываю себе в рот один за другим обжаренные золотистые куски и запиваю все это похожим на конскую кровь томатным соком. И захлебываю все это таким же хмелящим и ядреным, как кумыс, только темный, пивом.
Но не все восхищались мной. Наглый юнец, что сидел на высоком крутящемся стуле рядом с симпатичной хрупкой девчонкой, явно смеялся надо мной. Видите ли, у меня слишком забавные манеры, и походка, которой я направился к нему, слишком широкая. Развалистая.
Я подошел и, ни слова не говоря, одним ударом сшиб урода с высокого стула, на котором он восседал, будто на коне, обхватив с боков крепкими ногами. Но это его не спасло, что такое крепкие ноги без крепкой спины?
В следующую секунду я потащил изумленную барышню за хрупкую ручку — чтобы она теперь сидела со мной. Натянутая моей рукой спина барышни расправилась, и я увидел, что у барышни совсем нет сисек. Так барышня оказалась юношей.
Читать дальше