— Где ты, где ты, я к тебе бегу!
Я была похищена, но удалось бежать.
Я осталась девственницей, я тебе верна.
Где ты, где ты, мой родной жених?
Я осталась девственницей, ты услышь меня,
Меня спасла река наша, где клялись мы в любви.
Где ты, где ты, ты услышь меня!
А за мной погоня, меня хотят схватить…
Ты исчез в горах, охотник мой.
Мы были помолвлены у реки с тобой.
Где ты, где ты, на какой горе?
Где ты, где ты, я бегу к тебе.
Мы были помолвлены у реки с тобой,
Ты исчез в горах, охотник мой…
Я твоя невеста, где же, где же ты?
Разве мы не свидимся больше никогда?
Мы с тобою воду пили из одной реки,
На реке клялись, что будем мы верны.
Разве мы не свидимся больше никогда?
А река течет, но где же, где же ты?
Вспомни, отзовись, охотник мой,
Мы клялись в любви луной, душой…
Куда же ты исчез, охотник мой?
Разве горы не раздвинутся?
Разве тучи не разойдутся?
Разве солнце не осветит ущелья?
Разве горная коза не укажет путь к тебе?
Где ты, где ты, на какой горе?
Где ты, где ты, я бегу к тебе…
Разве не мы мчались на конях наперегонки?
Разве не мы обнимались в седлах на скаку?
Разве не мы целовались в седлах на скаку?
Чтобы видели боги,
Чтобы видели люди…
Где ты, где ты, на какой горе?
Где ты, где ты, я бегу к тебе…
Без тебя луна угаснет для меня,
Без тебя не будет жизни для меня.
Разве небо будет счастливо без нас?
Кто же проклял, кто же проклял нас?
Разве горы будут счастливы без нас?
Кто же проклял, кто же проклял нас?
Разве не из горной дичи ты дар принес богам?
Разве не из барсовых шкур ты дар принес сватам?
Чем же провинился ты перед судьбой,
Ты, удачливый охотник с щедрою рукой?
Неужели не ходить нам в плясе у костра?
Где ты, где ты, на какой горе?
Где ты, где ты, я бегу к тебе…
А за мной погоня, меня хотят схватить,
Чтоб не свиделись мы больше никогда.
Где ты, где ты, я бегу к тебе…
Ох, дай передохну! — прерывисто дыша, сказал Арсен Саманчин. — Отдышаться надо. Этот речитатив на бегу можно продолжать долго, повторяя снова и снова, наращивая, потому как — чувствуешь? — в этом плаче страдания души обращены ко всем временам и всем пространствам. Его суть — в извечной трагичности судеб влюбленных, которых постигла насильная разлука, и до тех пор, пока они не найдут друг друга, их трагедии не будет конца. Ты только представь себе, никто не останется равнодушен, все будут сопереживать им, так слажены души людские. Как потрясающе это можно показать в театре! Даже река будет петь в опере, протекая краем сцены. Такого никогда еще не было в оперном искусстве — река, спасшая помолвленную на ее берегу невесту, поет:
“Я река, текущая с гор в низины,
Я спасу тебя в течении своем.
Я унесу тебя от врагов коварных,
Я выручу тебя, ты моя богиня,
Быстрей кидайся с берега,
Быстрей кидайся в воду,
Я спасу тебя в течении своем…”
Так будет петь хор за кулисами под шум реки, символизируя то, что сама природа жаждет справедливости. И все это насыщено мощной оркестровой музыкой, на фоне которой звучит вокал, голос в полете, твой, только твой голос — и небо слышит Вечную невесту, и луна ей вторит… Ты представляешь, что это будет?!
— Да, я потрясена, первый раз слышу такой вселенский плач, — отвечала Айдана. — И река поет! Чудо! Поющая река! И ты все это помнишь, Арсен, слово в слово?
— Так я же с детства много раз бывал на ночных кострах Вечной невесты и слышал все это в песнях наших акынов. О-о, как они в такие ночи изливаются в импровизациях, сочиняя свой сказ! Каждый акын по-своему страдает за Вечную невесту, душу раскидывает по горам — Вечную невесту зовет! Для них это то же, что для тебя солировать на сцене. Не зря их называют токмо-акынами. Меня как-то спросили, как перевести на русский “токмо-акын”. Изливающийся бард — больше никак! А для них, для акынов, вдохновение в том, чтобы рядом были сопереживающие слушатели, и тогда акын в слове своем то погружается в глубокий колодец мысли, то ветром уносится по степям…
— Понимаю, понимаю, — соглашалась Айдана. — А все же, как в народе толкуют, куда подевался жених-охотник? Хочется знать — жив ли он, почему молчит?
— Это тоже вечный вопрос. Никому не ведомо, где он, что с ним. И однако все ждут. Говорят обычно, что он скрывается где-то в недоступных местах. В обиде на весь мир, в обиде на судьбу свою отверг он и себя, считается, что он стал монахом-отшельником и живет где-то аж в самом Тибете, в монастырских пещерах, в медитациях пребывает там дни и ночи. Так говорят, но кто знает, куда он сгинул сгоряча? С его стороны это вызов самой человеческой сущности — он категорически не приемлет зло, с которым так часто мирятся люди. Необратимое разочарование. Даже императоры — загляни в историю, — лишившиеся империй, не впадают в такую черную меланхолию, не отвергают самое жизнь, но для него, для жениха, любовь была наивысшим смыслом жизни. В общем, сказ именно об этом, в этом его былинная философия. Но главная фигура в этой истории, разумеется, она, Вечная невеста, в ее нескончаемом мученическом подвиге, в поиске истины… Неужто всегда такой будет расплата за любовь? Получается так, что жених навсегда отрекся от мира, самоустранился в знак протеста против людских злодеяний и греховности, а она пребывает в вечном покаянии за род людской, и в этом глубина и сила ее любви и горя. Я больше скажу, она — мученический стон вселенского страдания. Почему в любви всегда больше испепеляющих трагедий, чем цветущего счастья?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу