Сара Аллен - Первые заморозки

Клер бесшумно поднялась и, подойдя к окну, убрала доску, которой ее муж, Тайлер, подпер оконную створку, чтобы не закрылась. Ливень, который прошел вчера ночью, наконец-то принес в город, изнывавший от необыкновенно жаркого бабьего лета, долгожданную прохладу. За окном желтели на синем дымчатом фоне расплывчатые пятна фонарей на соседском участке — это была та дымка, которой подергивается теплый стакан, если убрать его в холодильник.

Клер оглянулась на Тайлера: он спал, сбросив одеяло, и от его голой груди волнами исходил жар. Ее муж никогда не мерз. Мало того, он круглый год ходил в «биркенштоках» на босу ногу.

— Мне нужно доделать кое-какие рабочие дела, — произнесла она негромко, почти одними губами, потому что не хотела разбудить его.

Если бы он проснулся, то затащил бы ее обратно в постель, заявив, что дела преспокойно могут подождать до утра.

С этими словами она развернулась и вышла и потому не успела увидеть, как Тайлер открыл глаза.

Но он не стал ее останавливать.

Они были женаты уже почти десять лет, и порой, когда Клер уставала и становилась особенно раздражительной, она задавалась вопросом, почему он до сих пор рядом с ней, почему он по-прежнему так сильно ее любит. Тайлер был не местный — он перебрался в Бэском десять лет назад, когда ему предложили работу в Орионовском колледже (Клер всегда называла эту пору своей жизни Годом, Когда Все Изменилось), — поэтому он не воспринимал особенно всерьез все бэскомские причуды и суеверия. Он никогда не верил в то, что было для остальных жителей Бэскома непреложным фактом: что все женщины семейства Уэверли обладают необъяснимыми странностями. Наоборот, в глубине души Клер знала, что он в это не верит. Он любил в ней то, что вовсе не было необычным. Ее волосы, ее смех, даже ее походку. И это сбивало ее с толку. Она не представляла себя без своего дара. Это был бы уже кто-то совершенно другой. В принадлежности к семейству Уэверли раньше, когда она еще была одна, заключалось в ее собственных глазах ее единственное достоинство.

Она любила мужа так сильно, что слезы выступали у нее на глазах. При одной мысли о том, что она может его потерять, в душе у нее разверзалась бездонная черная пропасть.

Клер на ходу покачала головой. Опять она воображает себе всякие ужасы. Никуда Тайлер не денется. Она знала, что ее муж доволен и счастлив, как лист на ветру, дующем в ту сторону, куда шла Клер. Но она давно поняла — уже после того, как ее перестали мучить сны о том, как ее мать оставляет ее, — если тебя бросили ребенком, ты никогда не сможешь забыть, что люди способны тебя оставить, даже если они вовсе не собираются этого делать.

Дойдя до конца коридора, Клер остановилась и заглянула в спальню к их дочери Марии. Ее окно тоже оказалось открыто. Мария спала точно в такой же позе, как Тайлер, разбросав руки и ноги, как будто ей снилось, что она плывет в теплой воде. В ней было так много от ее отца и так мало от самой Клер, что порой у Клер возникало такое чувство, будто она любит еще одну частицу его, не имеющую к ней самой ровным счетом никакого отношения.

Она на ходу нагнулась и подняла дочкин балетный костюм и рюкзак. Огляделась по сторонам, до глубины души проникаясь уверенностью в том, что ее ребенок — такой, как все. Она ощущала это точно подсказку к решению кроссворда, которая была для нее самой пустым звуком. Мария потребовала выкрасить стены ее комнаты в розовый цвет, ярко-розовый, как глазурь на арбузном торте. Она потребовала белую мебель и стеганое одеяло, как у принцессы. Ей не нужны были ни старые обои, ни антикварная мебель, ни самодельные лоскутные одеяла. Дочь Клер занималась балетом и гимнастикой и получала приглашения на дни рождения и ночевки от подружек. И подружек этих у нее было пруд пруди. Не далее как на этой неделе она сообщила Клер, что у нее появилась новая лучшая подружка, которую зовут Эм, и, кроме как об этой Эм, разговаривать она теперь была не в состоянии решительно ни о чем. Такая нормальность была для всех Уэверли чем-то недостижимым. И тем не менее Мария была такой же нормальной, как и ее отец, такой же довольной жизнью и так же не замечала никаких странностей Клер и ее дома, как и он.

Решительным движением Клер закрыла окно. Мысли ее уже были заняты тем, что требуется сделать внизу. Во-первых, проверить, что все пятничные заказы разложены по коробкам и промаркированы. Во-вторых, ответить на деловые письма и сохранить их в папке с черновиками, а потом отправить в рабочее время, чтобы никто не узнал, что в два часа ночи она не спит, тревожась о вещах, о которых тревожиться вовсе не обязательно.