Джонатан Фоер - Вот я

— Бывшие сексуальные партнеры? — спросил Джейкоб, понимая, что именно тут его самое уязвимое место и значит, то опасное поле, на которое должна завести такая откровенность. Неизменно, даже когда у него пропало желание прикасаться к Джулии или желать ее прикосновений, ему были мучительны мысли о том, что она прикасается к другому мужчине или кто-то прикасается к ней. Люди, что были с ней, удовольствие, что она давала и получала, звуки, которые она выдыхала со стоном. В других ситуациях Джейкоб не был уязвим, но мысленно поневоле, с одержимостью человека, вновь и вновь переживающего давнюю травму, воображал Джулию в интимной близости с другими. Говорила ли она им то же, что ему? Почему такой повтор кажется самым страшным предательством?

— Конечно, будет больно, — сказала она. — Но штука в том, что я хочу знать о тебе всё. Не хочу, чтобы ты хоть что-то утаил.

— Ну, я не утаю.

— И я не утаю.

Они раз-другой передали друг другу косяк, чувствуя себя такими смелыми, такими все-еще-молодыми.

— Что ты утаиваешь вот сейчас? — спросила Джулия, уже почти забывшись.

— Вот сейчас ничего.

— Но что-то утаил ?

— Вот такой я.

Она рассмеялась. Ей нравилась сообразительность, а ход его мыслей странным образом успокаивал.

— И что последнее ты от меня утаил?

Джейкоб задумался. Под действием травки думать было труднее, но делиться мыслями легче.

— Ладно, — сказал он, — просто мелочь.

— Хочу все мелочи.

— Лады. Мы были в квартире на днях. В среду вроде? Я готовил для тебя завтрак. Помнишь? Омлет по-итальянски с козьим сыром.

— Ага, — сказала Джулия, пристраивая руку у него на бедре, — вкусно было.

— Я не стал тебя будить и потихоньку приготовил.

Джулия выдохнула струю дыма, который не менял формы дольше, чем это казалось возможным, и сказала:

— Я бы сейчас такого навернула.

— Я его зажарил, потому что мне хотелось о тебе позаботиться.

— Я это почувствовала. — Джулия сдвинула руку выше по его бедру, отчего член Джейкоба зашевелился.

— И я его по правде красиво выложил на тарелку. Даже чуток салата сбоку.

— Как в ресторане, — сказала она, забирая его член в ладонь.

— И после первой вилки ты…

— Да?

— Знаешь, вот потому-то люди и не рассказывают.

— Мы не какие-то "люди".

— Ладно. Ну вот, после первой вилки, вместо того чтобы поблагодарить или сказать, что вкусно, ты спросила, солил ли я его.

— И? — спросила она, двигая кулак вверх-вниз.

— И это был сраный облом.

— Что я спросила, солил ли ты?

— Ну, может, не облом. Но досада. Или разочарование. Но что бы я ни почувствовал, я это утаил.

— Но я просто задала рутинный вопрос.

— О, как хорошо.

— Хорошо, милый.

— Но сейчас-то ты, в контексте тех стараний, которые я для тебя приложил, понимаешь, что такой вопрос скорее содержал упрек, чем благодарность?

— А ты так уж старался приготовить мне завтрак?

— Это был особый завтрак.

— А так хорошо?

— Так — забавно.

— Значит, теперь если мне покажется, что еда недосолена, мне надо будет оставить это при себе?

— Или я должен оставить при себе свою обиду.

— Твое разочарование.

— Я уже могу кончить.

— Кончай.

— Но я не хочу уже кончать.

Она замедлила движение, остановилась, сжав пальцы.

— Что ты сейчас утаиваешь? — спросил Джейкоб. — И не говори, что ты слегка обижена, раздосадована и разочарована моей обидой, досадой и разочарованием, потому что этого ты не таишь.

Она рассмеялась.

— Так что?

— Я ничего не таю, — сказала Джулия.

— Копни.

Она со смехом покачала головой.

— Что?

— В машине ты пел "All Apologies" и пел каждый раз "Возопил мой стыд".

— И что?

— То, что там же не так.

— Разумеется, там так.

— "Воск топил мосты".

— Что?!

— Угу.

— Воск топил… Мосты?

— Ладонь на еврейской Библии.

— Ты мне говоришь, что моя абсолютно осмысленная фраза — осмысленная и сама по себе, и в контексте песни — на самом деле подсознательное выражение моего подавленного чего-то там и что Курт Кобейн нарочно написал слова "Воск топил мосты" ?

— Именно так.

— Ну, в это я отказываюсь верить. Но в то же время я дико смущен.

— Не смущайся.

— Ага, это обычно помогает, если человек смущается.

Джулия рассмеялась.

— Это не считается, — сказал Джейкоб. — Это любительское утаивание. Давай что-нибудь хорошее.

— Хорошее?

— Ну, по-настоящему серьезное.

Она улыбнулась.

— Что ? — спросил он.