Сергей Кузнечихин - Блюститель [рассказы, повесть]

— Попробуйте.

— Вчера у вас был день рождения. Гости напились и забыли, зачем пришли, не обратили внимания на вашу прическу и на костюм, который вам очень идет. Вы обиделись и решили продолжить праздник.

— Обычная прическа. Она у меня всегда такая.

— Значит, повезло. А с днем рождения угадал?

— Почти. Давайте выпьем за него — и она разлила остатки из своего графина.

Официант не заставил себя ждать. Истомился бедняга от безделья. Склонился над клиентом, излучая радушие.

— Мне бутылочку такого же вина и яблочек, пожалуйста. — Белозубый подмигнул Татьяне, а когда официант отошел, пояснил: — Хорошее вино, у вас отличный вкус.

— Спасибо. Только я наугад заказывала и совсем не разбираюсь в винах, — но комплимент оценила, и еще ей понравилось, что он не взял для себя водки. — А вы почему в одиночестве?

— Командировочный. Завтра уезжаю, решил прогуляться напоследок. Город у вас красивый. — И он широко улыбнулся.

Простецкая была у парня улыбка. Располагающая. Без тени намека, что за ней прячется что-нибудь хитренькое. Ответить такой же улыбкой она не могла, приходилось помнить о выдранном зубе. Зато у нее красивые волосы и костюм под цвет глаз. Она видела, что нравится и уже не сомневалась, что все сойдется, сбудется желание, шевельнувшееся в ней перед зеркалом. Теперь она признавалась себе, что именно оно заманило ее в кафе, и не стеснялась его, не прятала от себя, да и от парня, сидящего напротив.

Мужчина в белом костюме наконец-то допил свой кофе и встал. Наверное, не дождался ту, которая обещала скрасить гордое одиночество. Так ему и надо. Лицо надменное, а ножки коротенькие. Если бы он пригласил танцевать, она бы отказала. Посмотрела на бутылку вина. Осталось чуть больше половины. Скорее бы оно кончалось.

— Вы меня проводите, а то мало ли шпаны по улице шляется?

— Обязательно.

Пока шли к дому, ткань костюма как-то по-особенному ласкала кожу. Имя парня напрочь вылетело из головы, силилась вспомнить, но не могла, и это почему-то веселило ее. Возле подъезда залихватски похвасталась, что в холодильнике стоит бутылка вина. Была уверена в его догадливости, но так уж, на всякий случай, чтобы заглушить любые сомнения, и в комнате, не отходя от двери, обхватила его за шею, прижалась к нему изо всех сил. Потом, уже в постели, лежала с закрытыми глазами, стараясь успокоить тяжелое дыхание, и удивлялась своей бесстыдности. С мужем такого никогда не случалось. Не то чтобы сдерживала себя, просто не подозревала, что может быть настолько жадной. И утром не чувствовала ни раскаяния, ни стыда. Чтобы не одеваться при госте в свое платье, она потрясла его за плечо и шепнула:

— Вставай, мне надо на работу собираться.

— А опоздать нельзя?

— Нет.

Увидела, что взгляд его скользнул по стулу с мужской рубашкой и брюками, но придумывать объяснения не стала. И он не спросил.

Уже держась за ручку двери, подмигнул ей и выдохнул:

— Это была фантастическая ночь. Спасибо, Таня.

— Тебе спасибо, что имя запомнил, — хотела признаться, что впервые изменила мужу, но сдержалась, слишком долго пришлось бы рассказывать. Пусть думает все, что захочет, даже самое плохое.

Легко убедив себя, что заезжать домой нет времени, она отправилась в свою прачечную. Начальница скорбно пробормотала:

— Ну что сказать, Танюша, не знаю, что сказать. Ничего уже не исправишь. Крепись.

— Все еще поверить не могу.

— Понимаю, мы тут с девчонками сбросились. Я и профсоюзнику позвонила. Напомнила, что двадцать лет у нас отработала. Обещал.

— Двадцать лет, — повторила Татьяна, — Верочке годик был…

И слезы потекли. Наобум опустившись на стул, уронила голову на руки и заплакала, не сдерживая себя.

— Ты посиди, а я побежала, дела.

— Нет, нет, мне тоже надо…

Потом подходили подруги, виноватыми голосами выражали соболезнования, и от этого становилось еще тяжелее.

Дома, увидев на кухне мужа с соседом и бутылку на столе, совсем расклеилась, накричала. Схватила бутылку и вытрясла остатки в раковину. Было на донышке, но раньше такого не позволяла себе.

Сосед виновато оправдывался:

— Веру помянуть… хорошая девушка была… уважительная… — и бочком, бочком к выходу.

А муж молчал, даже не спросил, где она пропадала. Сама сказала, что ночевала в комнате дочери. Он не удивился. Смотрел понуро исподлобья, сгорбившись, раздавленный виной. Видела, понимала, но желания хоть как-то уменьшить это чувство у нее не возникало. Велела одеваться и ехать в пожарку, просить у начальства денег на похороны и автобус для провожающих. Про автобус ей в прачечной подсказали. Он не отказывался и сразу начал собираться. Знала, что на работе обязательно добавит, но отправляла с глаз долой, без лишних слов, с неприкрытой брезгливостью. И едва выпроводив, не раздеваясь, упала лицом в подушку и сразу заснула.