Сергей Кузнечихин - Блюститель [рассказы, повесть]

В милиции объяснили, что случилось это около часа ночи возле кафе, в котором она работала официанткой. Рядом с ней был молодой человек кавказской национальности. Машина с места происшествия скрылась. Когда их обнаружили, оба были мертвы. Свидетелей пока не нашли, но будут искать и свидетелей, и виновника. Потом ей отдали сумку дочери и попросили расписаться. В сумочке лежал паспорт, тысячная бумажка с мелочью, телефон и ключи от съемной квартиры.

Точнее сказать, не квартиры, а комнаты. Предприимчивый хозяин разделил тонкими перегородками стандартную хрущевку на четыре конуры, облагороженные душем и туалетом. Верочке даже крохотный балкончик достался. Она перебралась туда сразу, как устроилась в кафе. Смена заканчивалась поздно, и ехать через весь город в Черемушки на такси не намного дешевле, чем платить за отдельное жилье. Да и устала спать на раскладушке. Татьяна не возражала. Девчонке девятнадцать лет, начала стесняться. Теснота кого угодно сделает раздражительным. А Верочка с детства была нервная. Да как не быть, если пьяный папаша постоянно лезет с глупыми нравоучениями, от которых некуда спрятаться в однокомнатной квартире с совмещенным санузлом. И у телевизора вечная война: девчонке хочется концерт посмотреть, а ему непременно надо переключить на другую программу, и не обязательно на футбол или хоккей, может любую политическую болтовню слушать, да что угодно — лишь бы по-своему, лишь бы поперек, но якобы с воспитательными целями. Переключит, а через пять минут перебирается курить на кухню. Не выдержала, сбежала.

Возле двери заробела, будто от чужой квартиры ключи нашла. Так ведь и правда, чужая. Была здесь единственный раз, когда Верочка въезжала, помогала вещи с остановки донести — все приданое в две сумки уместилось. Вроде и осматривала «хоромы», да ничего не увидела, не запомнила. Два года прошло. Тогда была пустая комната, а теперь вошла в обжитое гнездышко и удивилась уюту. Дома Верочка особой аккуратностью не отличалась. Не только отец придирался, но и сама Татьяна, случалось, покрикивала. А здесь чистенько, ничего не разбросано. Фасонные занавески с красивыми цветами и покрывало сама уже покупала. Женщина проснулась. А все равно еще ребенок — на диване выгоревший плюшевый медведь, любимая игрушка, сначала дома оставила, потом специально за ним приезжала. Медведя узнала, а мужская рубашка и брюки на спинке стула — это уже не совсем знакомое. Значит, парень жил у нее. Может, потому и порядок, что надеялась понравиться. Татьяна подняла рубашку за плечи — узкая, но длинная, и брюки со стула до пола достают. Парень был высокий, но поджарый. Кавказской национальности — они такие. Она понюхала рубашку. Пахло молодым потом и приятной туалетной водой. Рубашки мужа пахнут резким табаком и чем-то кислым. И все-таки, если бы дочь попросила совета, она бы, наверное, попыталась отговорить — пугали ее эти чужие мужики, не доверяла им. Попользоваться они мастера, а жениться предпочитают на своих. Может, и у этого своя законная дома ждала, детишек нянчила. В милиции сказали, что свидетелей не нашли. И не найдут ни свидетелей, ни водителя. Надежда только на родственников парня. Эти не прощают и просто так не отступятся. Рубашка выскользнула из пальцев, и Татьяна, наступив на нее, неуверенно шагнула к дивану. Беззвучно плакала, мотая головой, сдерживая слезы, но они все равно ползли между плотно сжатых век. Она схватила медведя и что есть силы прижала к себе. Верочке подарили его на десять лет. За это время темно-коричневый плюш порыжел и вытерся. Совсем некстати возник дурацкий вопрос — как долго живут настоящие медведи. Стала копаться в памяти, но ничего не нашла, да и не могла найти, потому что никогда не знала. Но это незнание отвлекло ее и притушило слезы.

Поднявшись с дивана, она подошла к холодильнику, посмотреть, нет ли там минералки или какого-нибудь соку, но вместо воды увидела две полных и одну початую бутылку вина. На блюдце лежали подсохшие пластики сыра с загнутыми краями. Татьяна взяла початую бутылку и налила полный стакан. Его она выпила, сидя на диване и поглаживая медведя свободной рукой. Потом выставила недопитую бутылку и сыр на стол.

Старалась думать о Верочке, но в голову почему-то лез муж. Теперь ей казалось, что во всем виноват только он, которого давно перестала называть по имени. Оно и раньше зуделось, но здесь, в комнате погибшей дочери, все застарелые претензии складывались в стройную черную полосу. Одна обида цеплялась за другую и вытаскивала третью. Когда поженились, он работал на алюминиевом заводе и очень хорошо получал, даже за вычетом алиментов. Деньгами, уходящими в другую семью, она не попрекала. Ему самому показалось, что бывшей жене достается слишком жирный кусок. Ушел в пожарные на маленькую зарплату и большие свободные дни. Обещал, что между дежурствами нашабашит больше, чем на заводе. Запала хватило года на полтора. Потом где-то не заплатили, где-то обсчитали, где-то наобещали… Ожидания становились все дольше и дольше. Приходил с дежурства, заваливался на диван и пялился в телевизор. А если бы остался на заводе, алименты давно бы выплатил и очередь на расширение квартиры давно бы подошла. Получили бы, и подрастающей девчонке не пришлось бы любоваться папашей в вечных трусах и с обвисшим волосатым животом. Даже воздух испортить не стеснялся, а потом с критикой лез, жизни учить.