Александр Проханов - Выбор оружия

– Если посмотреть на политические границы Африки, то увидим, что это одновременно и геологические границы. Империалисты, теперь мы это знаем, делили между собой месторождения и проводили между ними границы. Что такое граница между ЮАР и Мозамбиком? Собственно, там, где кончаются в ЮАР полезные ископаемые, сразу начинается Мозамбик. Не случайно все военные экспедиции в Африку, английские, французские, бельгийские, включали в себя геологов. Собственно, это были геологические экспедиции под защитой винчестеров. Вы согласны со мной?..

Маленькая чилийка Марта, с девичьей косичкой, переплетенной красной ленточкой, с темными кругами у глаз, говорила Белосельцеву полушепотом, конспиративно оглядываясь:

– Мы все здесь ждем с нетерпением, когда партия примет решение переходить к вооруженной борьбе… Я изучаю автомат и гранату… Когда будет дан приказ, я вернусь в Чили и стану сражаться… Я отомщу им за Клаудио… Теперь мы видим, путь Альенде был ошибочен… Мы вернемся на путь Че Гевары… Мировое коммунистическое движение должно понять – центр революции сместился в Латинскую Америку… Если не время возвращаться в Чили, я готова ехать в Сальвадор, в Никарагуа, в Гватемалу… В любое место, где народ сражается за свободу!..

Из кувшина в два стеклянных бокала она налила самодельное домашнее вино. Белосельцев чокнулся с ней и выпил за Чили, за оружие, за свободу, и ее черные, слезные глаза замерцали благодарно и жарко.

Плотный, с квадратными плечами кубинец Рафаэль, ветеринар, собиравшийся в Бейру, назидал Белосельцеву:

– Эта болезнь называется – африканская чума свиней. Не свиная чума, как вы говорите, а африканская чума свиней. У нас на Кубе от нее погибли тысячи свиней. Их заразили. Это была диверсия ЦРУ. У меня есть опыт борьбы с этой болезнью. В провинции Софала началась точно такая же эпидемия. Я уверен, это тоже диверсия. Их заразили буры. Мне надо лететь в Бейру. Напишите об этом в свою газету. Запомните – африканская чума свиней!

В этом кружении он медленно приближался к Марии. И когда подошел, она улыбнулась ему ярко своими мягкими оленьими губами, взяла его запястье длинными горячими пальцами.

– Я знала, что вы приехали, Чико мне говорил. Знала, что сегодня увижу вас.

Ее голос с легкими неправильностями английских слов, будто пропущенных сквозь створки перламутрово-белых раковин, волновал его. Он чувствовал на запястье легкий ожог от ее пальцев.

– Я думал о вас. Когда приземлялся на самолете в Мапуту, думал – где-то здесь, среди белых домов и зеленых садов, находитесь вы и мы скоро увидимся.

Она улыбалась. Он чувствовал тонкий запах ее духов, тех же, что и тогда, на веранде. В длинной смуглой мочке ее уха висела серебряная серьга, и ему захотелось поцеловать этот маленький серебряный обруч.

– Вы собираетесь писать репортажи о войне в Мозамбике?

– Хочу побывать на фронте. Хочу побывать на пуске нефтепровода в Бейре. И хочу написать о том, как живут здесь беженцы из ЮАР, как существуют общины Африканского национального конгресса. Вы мне поможете?

– Конечно. Вы непременно у нас побываете!

Появился Чико и сразу направился к ним. Крепко, жарко пожал Белосельцеву руку.

– Я видел вас сегодня в Ресано-Гарсиа, – сказал он. – Извините, что не подошел. Со мной были наши люди, которых мы нелегально отправляли через границу. Это очень опасный, рискованный переход. Их могли проследить агенты врага. Но теперь, слава богу, опасность миновала. Я знаю, что они благополучно добрались до места.

Хотя он говорил о благополучном исходе операции, напряжение его не исчезало. И Белосельцев снова поймал себя на пугающей мысли, что Чико скоро умрет.

– Тебя подвезти домой? – спросил он Марию. – Я еду сейчас в типографию. Нужно срочно выпустить листовку.

– Еще немного побуду.

– Я подвезу ее, – сказал Белосельцев.

– Надо быть осторожным. Получена информация, что враг готовит атаку на наши центры в Мапуту. Группа командос перейдет границу и нанесет удар по нашим активистам.

– Будем осторожны, – успокоила его Мария, прикладывая свою розово-шоколадную ладонь к его синей рубахе. – Поезжай в типографию, Чико.

Тот кивнул и ушел, напряженный, вечно начеку, оставляя после себя поле тревоги.

Зарокотало, забренчало. Чилийка Марта поставила на стул ногу в темной туфельке, положила на колено гитару. Била в нее, созывая, скликая. Все подходили, окружали ее. Откидывая голову, открывая голую шею, она запела «Венсеремос». Взяла чуть выше, напрягаясь, готовая сорваться, умолкнуть. Но другой чилиец, смуглый, седой, встал с ней рядом, запел, словно обнимал ее слабый, трепещущий голос, и они вдвоем продолжали: «Мы победим!» Кубинец откликнулся на испанское родное звучание, шагнул к ним, словно встал под их знамя. Песня рокотала, расширялась, принимала в себя все новые голоса. Профессор Антониу одной рукой притянул к себе жену, другой сжал черную гибкую кисть африканца, пел, истово блестя глазами: «Мы победим!» Африканец вторил ему, не зная слов, выдыхая песню широкими жаркими губами. Белокурый немец гудел, рокотал бессловесно и лишь в припеве выкликал по-испански: «Мы победим!»