Плац с одиноким тенистым деревом был окружен людьми. Бойцы в мундирах и касках выстраивались в шеренги. Командиры ровняли ряды, ставили в строй опоздавших. От плаца, вдоль дороги, по обе ее стороны, пропадая в редких зарослях, тянулась двойная шеренга детей в зеленых одинаковых майках, в красных галстуках. Их черные лица, курчавые головы, изумрудные майки и яркие алые галстуки просвечивали далеко сквозь прозрачный кустарник.
Белосельцева и Аурелио провели под тенистое дерево, усадили на лавку. Молодой солдат подошел к ним, извлек из кармана значки с красными звездами и надписями «Намибия». Улыбаясь, аккуратно приколол им значки на грудь. Сказал:
– Теперь вы тоже – Намибия!
Белосельцев сидел под священным деревом, в его прохладной пятнистой тени. Чувствовал его святость, реющий в оранжевой листве незримый дух, соединявший народ своими древесными силами. Корни божества уходили в землю, питали народ глубинной неиссякаемой жизнью, а ветви и крона распускались в небесах, стремились к благу и чуду.
Что-то дрогнуло в солнечном воздухе, колыхнулось по рядам, побежало по солдатскому строю, по шеренге пионеров, вдоль песчаной дороги. Негромкое, похожее на стон звучание покатилось над головами, превратилось в слабое пение. Дети у обочины раскачивались в такт напеву, окутывались легкой солнечной пылью, словно дорога отрывалась от земли, подымалась в небо, увлекая за собой кусты, холмы, стоящих на ней людей. В волнообразном, улетающем в небо хоре звучало: «О, Намибия!» Повторялось многократно, как плач.
На дороге возникло облако пыли. Трясясь и подскакивая, мчался защитного цвета джип. Песня зазвучала сильней. Джип приближался. Строй солдат смотрел на него жадными глазами. Командир, в берете, перетянутый портупеей, пошел навстречу машине, отбивая парадный шаг. Джип налетел и встал. Из него посыпались, побежали веером автоматчики. Одолевая грузность, стараясь выглядеть гибким и легким, поднялся президент Сэм Нуйома, в пятнистом мундире, в военном картузе, в ремнях с пистолетом. На ходу тронул детскую курчавую голову, расправил кому-то галстук, кому-то погладил плечо. Командир приблизился, замер, отдавая честь, начал рапорт. Президент по-военному, ладонь у виска, слушал, а сам оглядывал строй, озирал ищущими, вопрошающими глазами собравшихся на плацу людей, словно пересчитывал свой народ, желал убедиться, что в нем остались бойцы, не иссякла надежда, сбереглась хранимая в изгнании вера. И в пустынных песках и зарослях волновалась, улетала к белесому солнцу песня «О, Намибия!».
Сэм Нуйома принял рапорт, обошел строй, останавливался, говорил о чем-то с бойцами. Пересекая плац, приблизился к священному дереву, кивнул Белосельцеву и Аурелио:
– Сегодня мы принимаем у себя новую партию людей из Намибии. Они еще не бойцы. Простые рабочие и крестьяне. Они будут учиться, прежде чем станут бойцами. Они увидят своих героев, увидят мучеников, увидят своего президента.
Строгий, величественный, он прикоснулся рукой к стволу дерева, словно набирался священных сил. Был президент и военный лидер. Был вождь гонимого племени. Был жрец таинственной древней религии, сберегавшей народ среди войн и гонений.
Ударил далекий невидимый барабан. Все оглянулись на его рокотание. Барабанный бой приближался. Из-за кустов, из пятнистых туманных зарослей, выплывало знамя, трехцветное, красно-зелено-синее, под стать пустыне, ее небу, пескам и зарослям. Знаменосец, тонкий, гибкий в талии, плыл, не касался земли, как мираж в горячих барханах, трепетал в барабанном рокоте. Знаменосец вышел на плац. Медленно, как во сне, с закрытыми глазами, стал обходить ряды, словно посланец, спустившийся с неба на трехцветном полотнище. Знамя проплывало, как дух. Люди дышали ветром, который оно подымало. Знаменосец встал под священное дерево, и знамя упало ему на плечо, в три ручья стекло до земли.
Снова забил барабан. Из желто-зеленых кустов, отделяясь от них литым бруском, вышел взвод автоматчиков. В касках, с темным сиянием оружия, плечом к плечу, с окаменелыми, бесстрастными лицами, неся под касками блеск немигающих глаз, вышел на плац. Обходил ряды, бодрил собравшихся женщин, немощных стариков ладным строем, парадным шагом, волей и крепостью лиц. Сиянием автоматов, решимостью защищать и сражаться. Нестройные новобранцы в пестрых одеждах, явившиеся в партизанское стойбище, жадно взирали на тех, в кого они должны обратиться. Распрямляли плечи, сдвигались, восхищенно блестели глазами.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу