Александр Проханов - Выбор оружия

– Как хорошо, что пришла… – сказал он тихо. Она поднялась из кресла, приблизилась к нему. Мягко уложила на кровать. Ладони ее заскользили по его лбу, подбородку, шее. Словно теплые ручьи потекли на грудь и живот. Она стояла на коленях, гладила ему ноги. Закрыв глаза, он чувствовал ее дыхание, которое погружалось в него, как тепло. И от этого тепла, словно на стекле, начинали проступать узоры и листья, волшебные цветы и орнаменты. Он терял свои очертания, утрачивал плоть, превращаясь в бесконечную нежность и сладость. – Как мне хорошо и чудесно…

Ночью он провожал ее на машине в пригород Матолла. Катил по узеньким улочкам, узнавая на память дорогу. Бензоколонка с белой ракушкой и мигающей надписью «Шелл». Чугунная узорная решетка, напоминающая ограду церкви. Круглое глянцевитое дерево, в котором, как рыба в аквариуме, плавает зеленый фонарь.

Остановились перед виллой, где она жила.

– Спасибо, – сказала Мария, касаясь его руки.

– Отдыхай, мы завтра увидимся. – Он прижимал к губам ее пальцы с серебряным теплым колечком.

– Мне было чудесно. Ты будешь помнить меня всю жизнь. – Она вышла из машины. Шла, освещенная зеленоватым огнем. Проскользнула в калитку и исчезла. Он сидел печально. Ждал, не зажжется ли желтое окно на фасаде, не мелькнет ли на занавеске ее легкая тень. Фасад оставался темным. Он медленно ехал по улочкам. Подносил к лицу руку, на которой оставался запах ее духов.

Вернулся в номер. Утомленно лег на смятое покрывало. Обнял подушку, вдыхая тонкие запахи. Несколько последних минут между явью и сном вспоминал прикосновения ее мягких медленных губ, узоры и листья, которые она выводила на его груди и спине. Телефон зазвенел, словно пулеметная очередь, направленная из темноты в его лежащую на подушке голову. Он вдавился в кровать, пропуская над собой жалящий пунктир, надеясь, что шальная очередь вспорет перину, одеяло и уйдет в окно, в океан. Телефон настойчиво, резко гремел, и он пошел к нему, подставляя голую грудь летящим трассерам.

– Виктор, это я, Маквиллен… Звоню из Зимбабве… Ты должен ко мне приехать… Самолет из Мапуту в Хараре идет завтра утром…

– Это так важно?

– Это касается лично тебя… Поверь, в противном случае я не стал бы звонить… Остановись в «Амбасадоре»… Там найдешь от меня известие…

Разговор прекратился. Трубка молчала. В окне, туманный, недвижный, темнел океан, и казалось, над океаном висит, наблюдает за ним, смотрит сквозь окно мертвенно-серая, с обвисшими усами голова Маквиллена.

Он летел в Хараре, бывший Солсбери, утренним рейсом, не известив о своем путешествии ни посольство, ни Соломао, предполагая через сутки вернуться. Решение лететь было связано с риском, он мог оказаться в ловушке, стать объектом игры противника. Но он летел не к противнику. Летел к измученному, как и он сам, человеку, с которым связывала его больная, неразрывная связь и в голосе которого он почувствовал настойчивый зов.

Бейра с бирюзовым, уходящим в небо океаном осталась в стороне. Кудрявый войлок африканских лесов клубился под крылом самолета. И в этих лесах, невидимые, шли боевые колонны, чернели вдоль обочин термитники, неслись с гранатометами за плечами легкие велосипедисты, томился в деревянной клетке Грей, и мятежный сержант Ламета поднимал к небу рубиновые больные глаза, провожал металлическую пылинку пролетавшего самолета.

В аэропорту Хараре, заполнив декларацию и получив однодневную визу, он взял такси и поехал в «Амбасадор», рассматривая стеклянный, холодный город, в сверкании витрин, с гранеными фасадами отелей и банков, с вращением нарядных реклам. Не было следов запустения, как в Луанде или Мапуту. Не было средиземноморского стиля, присущего португальским колониям. Англичане построили в Африке подобие северного европейского города, строгого и холодного. Передача власти черным лидерам прошла без потрясений. Город имел благополучный и ухоженный вид.

В отеле «Амбасадор» пахло дорогим табаком. За прилавками африканских сувениров и масок стояли продавцы. Обслуживали покупателей, выкладывая резные украшения из кости и дерева. У портье на его имя лежала записка.

«Встреча в два часа, в ботаническом саду, в аллее араукарий, вторая скамейка».

У Белосельцева оставалось время. В номере он принял душ и некоторое время смотрел из окна на умытую улицу, пустынную по случаю воскресного дня, с зеркальными призмами зданий, напоминавших центр Роттердама. Спустился в холл, купил газеты и читал статью о конфликте двух черных политических лидеров, каждый из которых грозил применением силы. Однако в эти угрозы не верилось. Оба в новой системе власти владели крупной собственностью, которую вряд ли станут подвергать разрушению.