Даниэль Орлов - Долгая нота (От Острова и к Острову)

Я кричу Машке: «На землю! Ложись!» Сам через дорогу и за мусорный бак. До «уазика», где Лёха залёг, метров тридцать, а то и сорок. Лёха обернулся, меня глазами нашёл, показывает, что хочет второго мента, что у капота лежит, из-под обстрела вытащить. Ну что же это такое? Что за подвиги в мирное время? Я Лёхе машу, мол, ко мне ползи. Он головой качает. А в это время с заднего сиденья «жигулёнка» пытаются до Лёхи одиночными дотянуться. Баллоны пробили, «уазик» осел, Лёхе и не высунуться. Я, согнувшись, по канаве на карачках почти до почты добрался. Голову высунул — ментовская машина и Лёха как раз между мной и этими. До Лёхи уже метров восемь. Слышу, как мент под капотом стонет, живой ещё. Ранен, но живой. Господи, ну а мне до него какое дело? Лёха три пальца показывает. Значит, на счёт «три» он меня прикроет, а я к нему присоединюсь. Ну почему это со мной происходит?

Раз. Два. Три. Лёха из-за двери автомат высунул и дал длинно куда-то в сторону «жигулёнка». Я в этот момент к нему. Упал рядом, сердце стучит, хмель не чувствую, адреналин в крови, даже блядский азарт появился. И Лёха лыбится.

— Привет, — шепчет.

— Привет, — отвечаю, — тебе мой осколок в заднице покоя не даёт? Тоже себе дырку хочешь?

— А то! — смеётся. — Ещё посмотрим, у кого тут дырки будут. Это же шпана. Они и оружия в руках не держали. Сейчас мы им «завтрак на Саланге» устроим. Готов?

Сказать ему, что не готов? Сказать ему, что, если тут со мной что случится, мать с отцом с ума сойдут? Сказать, что мне выстрелов на всю жизнь уже хватило?

Передал мне автомат. А там меньше чем половина рожка: вначале две очереди по три патрона, а потом, пока меня прикрывал, ещё патронов десять. И говно же, а не оружие, «семьдесятчетвёрка» укороченная. Сейчас бы нормальный наш АКС.

— Экономь, — говорит.

Издевается. Ладно, выдохнул, сплюнул в пыль.

— Давай, опять на счёт «три». Считаем!

Я со стороны задней двери стрелял, а Леха мента за воротник подцепил и на себя вытащил. Нормально всё, убрал за машину. С той стороны матюгаются. И тут какого чёрта его дёрнуло за вторым автоматом потянуться? Не готов я к тому был. Вечная его уверенность, что пронесёт. Я же не видел, что этот Рембо задумал. А он опять выкатился, цапнул за шлейку, кувырком обратно, тут в грудь и словил. Это тот, что за рулём «жигулёнка» был, его достал. Он, пока мы за «уазиком» хоронились, аж до крыльца отполз.

А дальше всё быстро. Дальше уже мне наплевать стало. Прыгнул в сторону, очередь с колена в того, что у почты. Попал. Вскочил, заорал матерно, и на второго, что за машиной.

— Бросай, сука, — кричу, — бросай, убью!

И взял же на психику. Тот выкинул автомат из-за машины, руки поднял, заныл что-то. Стоит на коленях за машиной, трясётся, плачет. Молодой совсем, глаза затравленные, боится, что сдохнет сейчас. И сдох бы. Я же думал, что убили они Лёху. Что удержало, Господь или сирена ментовская? Как раз «десятка» милицейская с группой со стороны автобусной остановки появилась. Я за трофеем нагнулся, зашвырнул в канаву, свой автомат следом. Потом сам на землю лёг, голову руками накрыл от греха подальше. Менты не подкачали — подбежали, сразу ногами бить начали. Руки заломили, голову назад. И только слышу крик Машкин: «Не трогайте его!» И ещё женский голос был, может, тётки Татьяны, может, кого другого, я не разобрал: «Он не с ними!»

Потом тошнило от нервов. Давление поднялось или ещё что, но трясло-колотило. Помню только, Васькин отец стоит у крыльца, головой крутит, что птица больная, и на скулу свою показывает: «Шрам. Шрам. Обманул кум. Обманул. Шрам». Дался ему этот шрам. Видать, тоже нервное. Шутка ли — пожилой человек да в такой ситуации. Кстати, у того, что я на крыльце подстрелил, действительно рожа изуродована была. Я подходил, смотрел. Седой весь, руки в наколках. Наверное, главным у них был. Остальные моложе — салаги, шпана.

Когда меня в РУВД в Медвежегорск привезли, более-менее очухался. Там женщины-дознавательницы чаем отпаивали, по очереди подходили, рядом присаживались, говорили что-то ласковое. Хорошие девицы, хоть и в форме. Красивые. Я так думаю, что от запаха их духов в себя и пришёл. Мужское во мне включилось, ну и всё остальное заработало. Майор коньяк принёс, уговаривал выпить, а я не смог, вытравил сразу, еле до раковины успел добежать. Лёху от почты почти сразу на «скорой» увезли. Машка с ним поехала. И самое обидное, что не позвонить ей. Пока по канаве на карачках полз, телефон промок, не работает. Вот и крутило меня в отделении, выворачивало. Хотел, чтобы скорее закончилось, чтобы в больницу рвануть. Спасибо, менты подвезли и с врачами договорились. Те пустили. А там уже Машка возле операционной. Меня увидела, на шею бросилась, но не заплакала. Молодчина она. Ей-ей, молодчина. И красивая. Какая же она красивая. Обняла и целовать. В губы целовать. Отчаянно, нервно.