Александр Етоев - Пещное действо

В виноградниках было прохладно, но серая пыль дороги еще берегла тепло. По дороге шли трое. Один сказал:

— В нем всегда было что-то печальное. Помните, как он слушал дерево? Он ему тогда подпевал. Ей-Богу, я видел губы, сейчас мелодию вспомню.

— Молчи, Пучков, не говори ничего, — сказал тот, что шел позади всех. И росту он был всех ниже. Он шел и оглядывался, словно ждал, что от черной повязки леса, полумесяцем охватывающей горизонт, раздастся знакомый оклик, напугает уснувших птиц, и пыль дорожная задымит и ляжет на круглые виноградины.

Заговорил третий, подтягивая сползшие шаровары:

— Ну, галстук! Ну, видел ты его на суку! Люди, вон, с самолета падают и ничего. Здесь лес, амортизация, это — как с парашюта, ветками немного похлещет, а внизу мох. Ты его скинул? — Он повернулся, на сколько пускал мешок.

Шедший последним остановился и выдернул отросток лозы. Согнул его, бросил в пыль и не отрываясь смотрел, как темное тело ветки оживает и делается прямым.

— Я? — спросил он. И повторил: — Я?

— Ты? Нет. Сам он упал. Еще спасибо скажи, что тебя за собой не уволок. Он бы за милую душу. Умирать так с музыкой, правильно говорит Пучков.

— Жданов, — тихо сказал последний.

— Темно совсем. — Человек в шароварах уже на него не смотрел, он смотрел на полосу неба и на толстую вертикаль впереди, которой заканчивалась дорога. Дорога была как плеть, подхлестывающая медлительных путников, а дом, куда они шли, был рукоятью плети.

— Тихо! Я слышу. — Пучков повел головой, потом лег ухом на пыль и пальцем приказал всем молчать.

— Скачет, — сказал он чуть погодя. — Один. Стоп! Слышу колеса.

— Телега? Кибитка? — спросил Жданов. — Лучше уйти с дороги — кого там еще несет?

— Теперь ближе. Слышите? Пахнет пылью.

— Пахнет вонью, — принюхался Жданов, — не лошадью, непонятно чем.

Пучков, лежа, задумался.

— Для лошади слишком легкий звук. Может, жеребчик?

— Бы да кабы, — сказал Жданов. — Сейчас хлопнут вас из ружья да по костям переедут. Прячемся в виноградники.

Они засели среди виноградной лозы, тремя парами глаз как разбухшими перезрелыми виноградинами обыскивая петлю дороги.

Звук сделался близким. В нем четко выделялись копыта, и размытый шелест сношенной колесной резины вплетался в их глуховатое буханье. И все это, звучащее вразнобой, было спрятано в пыльный саван.

Теплый ветер слетел ниоткуда, перепрыгнул через виноградники на дорогу и, сорвав с мимоезжих пыль, понес ее вперед по равнине.

И тогда они все увидели.

Первой бежала свинья, большая, в седой щетине и с рыжими подпалинами на боках. Жирные складки кожи волочились, бороня пыль. Верхом на свинье сидел Кишкан. Руками сграбастав свиные уши, он правил невиданной лошадью.

Жирная туша свиньи была накрест перехвачена поясом, от пояса тянулись ремни, привязанные к бамперу «самоедки».

Машина на свиной тяге ехала неходко и вяло. Колеса ее вихляли, а на стекло на оконцах фар словно выплеснули из поганых ведер. Пучков вскинулся, хотел закричать, но Жданов успел залепить ему рот ладонью. Глаза его зло сверкнули, а тяжелый, потный кулак закачался возле носа Пучкова.

В «самоедке» на заднем сиденьи, связанный, сидел Зискинд. Голова его свесилась на сторону, но был он не мертвый, а слабый. Когда машина оказалась напротив них, прячущиеся в виноградниках услышали тихий голос.

— …Ты, товарищ мой…— услышал Жданов, и ржавая иголка тоски кольнула его в край сердца.

— …Не припомни зла…— донеслось до опечалившегося Пучкова.

—…Схорони…— послышалось Капитану, и когда слова оборвались, съеденные дорожной тьмой, первый выбежал на дорогу.

От проехавших, кроме запаха пыли, не было никаких следов. Пыль еще висела с минуту, потом свернулась в маленький завиток, но скоро пропал и он, затянутый в черную тень дома в конце дороги.

— Уехал. — Капитан нагнулся, взял щепоть пыли и втянул в себя ее горький дух.

Пучков, разламывая виноградную стену — шумно, яростно, не таясь, — смотрел то на дом, то на лес, они были одинаково черные, одинаково тянули к себе и равно сулили смерть.

— Едем, теперь крадемся. — Он засопел как маленький, обдумывая какую-то мысль.

— Хочешь, чтобы тебя, как Зискинда? На свинье? — с ухмылкой спросил Жданов. Он сидел на своем мешке, невидимый среди спутавшейся лозы.

— Свинобес, — сказал Капитан.

— Вот-вот, — кивнул из темноты Жданов.

— А ну все в задницу! — Пучков развернулся к лесу. — Как хотите, а я туда.

— Куда?