Айрис Мердок - Бегство от волшебника

— Он нас видит! — крикнул Кальвин. — Он машет нам! — И Блик что было сил замахал рукой. — Машите! — велел он Розе. — Не то он решит, что что-то случилось.

Роза послушно помахала. Теперь она видела — крохотная фигурка там, далеко внизу, тоже размахивает руками. Обернувшись, она увидела, что Кальвин смотрит вниз с настороженно-хищным выражением.

— А вы отлично умеете охранять свою собственность, — сказала Роза. Она прошла по террасе к дверям и, чуть не споткнувшись, вошла в комнату.

— Куда вы идете? — бросил ей вслед Кальвин.

— Собрать чемодан.

— Я велю Лючио сопровождать вас.

Когда через несколько минут Роза вышла с чемоданом, автомобиль уже ждал во дворе. Сын Марии, Лючио, сидел за рулем.

— Он отвезет вас на станцию, — сказал Кальвин. — Поезд до Неаполя меньше чем через полчаса. — Кальвин распахнул дверцу автомобиля.

Когда Роза уже забиралась внутрь, он придержал ее за руку. Не пытаясь освободиться, она смотрела на него.

— Странно, — заметила она. — Раньше я всегда чувствовала, что, приближаясь к нему или удаляясь, я все равно исполняю его волю. Выходит, я заблуждалась, это все была иллюзия.

— Кто знает, — ответил Кальвин. — Возможно, именно сейчас тот момент, когда вы должны так думать. Сожалею.

— Что вы будете делать? — спросила Роза.

— Все зависит от того, что будет делать он, — ответил Кальвин и хотел поцеловать ей руку, но она забрала ее и скрылась в машине.

Густые облака пыли поднялись вокруг колес, когда автомобиль поехал по дороге. Покуда пыль осела, автомобиль успел исчезнуть из поля зрения и звук мотора постепенно замирал в неподвижном, наклонно сходящемся к морю пейзаже. Кальвин Блик подождал, пока звук окончательно стихнет, потом повернулся, стремительно пересек комнаты, выбежал на террасу и почти вприпрыжку спустился по ступенькам.

Восточный экспресс мчался через Европу на юг. В купе первого класса сэр Эндрю Кокейн страстно целовал свою жену. Анетта задержалась в вагоне-ресторане, и на минуту они остались одни. Эндрю любил свою жену; но в нем никогда не угасало сомнение, получила ли она в браке с ним то, о чем мечтала? Он выучился быстро, выучился уже в медовый месяц, не спрашивать Марсию о ее чувствах. Но он по-прежнему пытался — хотя знал, что и это ей вряд ли нравится — выискивать ответ в ее глазах. Где-то там, в глубине, таился свет, способный утешить его. Но Марсия всегда, намеренно или нет, мешала ему обрести это утешение. Ему никак не удавалось заглянуть ей в глаза. Она всегда была настороже, и когда муж обнимал ее, прятала свое лицо. Он стремился к обоюдному покою и сосредоточенности, но она ускользала и расплескивала этот покой; и когда временами он удерживал ее голову, готовый даже на грубость, только бы уловить ее взгляд, она начинала отчаянно вертеться, встряхивать волосами и закрывала глаза.

Эндрю со вздохом попытался привлечь ее к себе, но Марсия быстрым движением освободилась. «Attention, viola l'enfant!» [40] 1 Осторожно, ребенок будет! (франц.) — произнесла она.

Анетта вошла и приветливо улыбнулась родителям. Потом, зевнув и подобрав под себя ноги, уселась возле окна. Щеки ее розовели, как персики, руки успели покрыться легким загаром, волосы поблескивали, словно драгоценный металл. Юбка большущим веером легла вокруг ее ног. Эндрю удивленно посмотрел на дочь. Потом на жену. Марсия вглядывалась в Анетту так напряженно, словно видела в ней нечто, скрытое от других, и лицо ее сделалось при этом круглее, глаза стали больше. Она совершенно успокоилась. Эндрю смотрел то на одну, то на другую и не мог решить, которая из двоих более загадочна.

Анетта поглаживала свою стройную ножку.

— Смотри, Марсия, — сказала она, — щиколотка уже совсем зажила. Не сразу разберешь, которая из них болела, — и, мелькнув разноцветными юбками, Анетта воздела ногу прямо к потолку.

— Анетта! — прикрикнул Эндрю.

Марсия рассмеялась. Девушка тоже рассмеялась, задорно упершись правой рукой в бедро. На среднем пальце у нее поблескивало кольцо — оправленный в золото крупный белый сапфир. Когда вагон на повороте качнулся, солнечный луч ударил в окошко вагона, и сапфир запылал.

— Опусти штору, Анетта, — попросил Эндрю.

— Сейчас опущу, но немножечко пусть останется, — отозвалась Анетта, — мне хочется смотреть.

Штора была опущена, но внизу осталось светлое пространство, и Анетта, склонившись, припала к нему щекой. Эндрю увидел в профиль это юное, безмятежно-счастливое лицо и на миг испытал недоумение, может быть, и трепет, может, даже обиду на это нерушимое жизнелюбие.