Андре Моруа - Сентябрьские розы

– Вы не пожалеете, господин Фонтен. Это очень быстро, на самолете. Вы выступите перед молодыми людьми, которые страстно любят французские книги, театр, фильмы. Это будет очень полезно для вас и вашей страны… Единственное неудобство: придется очень рано вставать. Мы заедем за вами в отель в пять утра.

И после небольшой паузы добавил:

– Мы попросили Долорес Гарсиа полететь с нами. Она очень популярна у студентов.

Мануэль Лопес был весьма тактичен.

Было еще совсем темно, когда мужчины и Тереза Лопес спустились в холл «Гранады». Кастильо много путешествовал, как и большинство колумбийских писателей. Не хватало только Долорес. Ночной портье сказал, что видел, как она около часа назад уходила из гостиницы пешком.

– Ничего не понимаю, – тревожился Кастильо. – Мы же договорились, что я отвезу ее в аэропорт.

Лопес посмотрел на часы и решительно заявил, что пора отправляться. Фонтен выглядел весьма обеспокоенным, но Тереза уверила его, что накануне Долорес говорила с ней об этой поездке и непременно будет в аэропорту. Но как? Это была загадка. Лолита любила загадки. В самом деле, когда все три машины прибыли на летное поле, она уже находилась там и гордо встречала их. Кастильо, который с некоторым раздражением спросил у нее, в чем дело, она ответила что-то невразумительное, потом, уведя Фонтена за колонну, прошептала:

– Не говори больше, что я кокетка, любовь моя… Я на многое готова ради тех, кого люблю… Слушай! Вчера вечером Педро Мария сказал мне об этой поездке в Медельин и предложил заехать за мной утром, потому что в министерской машине места для меня не было. Я согласилась, это и в самом деле было удобно. Но потом я подумала, что тебе это было бы неприятно, ведь ты способен ревновать из-за совершенно невинных вещей. И вот я встала в четыре утра и пришла сюда пешком… Мило, no ?..

Фонтен был смущен и чувствовал себя виноватым. Как он был несправедлив, сомневаясь в этой девушке, такой гордой и независимой! Он едва успел сказать ей об этом, как их окликнули, пора было садиться в самолет. Долорес и Фонтен по молчаливому согласию выбрали места далеко друг от друга. Соседями Фонтена оказались один весьма забавный поэт, который шутил всю дорогу, и грустный, ироничный философ, которого представил ему Лопес. Пассажиры в салоне перебрасывались из ряда в ряд стихотворными строчками, сонетами, рондо. Небо было очень чистым, светло-фиолетовым, а горы на его фоне выделялись резко и четко, как в Греции. Пилот лавировал между горными вершинами с такой дерзостью, будто выполнял фигуры высшего пилотажа, а не управлял пассажирским самолетом. Внизу струилась голубая лента Магдалены.

– Большие корабли, – сказал Лопес, – перевозят пассажиров до порта Баранкилья. Это многодневный, весьма живописный спуск по реке. В каждом городе судно останавливается, чтобы погрузить на борт почту и взять новых пассажиров; капитан приносит новости. Совсем как пароходы на Миссисипи времен Марка Твена.

В Медельине самолет встречали ректор университета и префект. Здесь было теплее, чем в Боготе, и воздух казался необыкновенно легким. Вокруг расстилались поля цветов.

– Здесь, – пояснил префект, – выращивают самые красивые орхидеи в мире.

Перед лекцией в университете администрация организовала официальный прием, с шампанским и приветственными речами. В глубине зала Фонтен увидел Долорес, стоящую между Кастильо и Лопесом. Он пошел прямо к ней и негромко сказал:

– Или ты сморщишь носик, или я вообще не стану разговаривать.

Она засмеялась и смешно наморщилась. Чуть позднее она даже поблагодарила его за эти слова:

– Мне нравится, когда ты такой: молодой, дерзкий и несешь вздор… Знаешь, мне польстило, что ты бросил этих важных особ и подошел ко мне.

Между лекцией и обедом оставалось еще время, и Долорес решила поплавать в бассейне гостиницы. У супругов Лопес и Кастильо тоже имелись с собой купальные костюмы. Сидя в полотняном шезлонге, Фонтен смотрел, как они плавают. Успокоенный поступком Лолиты нынешним утром, он уже больше не ревновал и просто наслаждался грацией и изяществом русалок. После очередного заплыва Долорес, еще влажная, выходила из бассейна и растягивалась на траве у его ног. Одеваться она отправилась в пристройку при бассейне. Вернувшись, она улыбалась.

– Знаешь, – сказала она Гийому, – в этом заведении перегородки между женской и мужской раздевалкой такие тонкие. Когда мы с Терезой переодевались, то все время болтали, и в какой-то момент Кастильо крикнул: «Я слышу обнаженные голоса…» Es bonito, no?