— Да, я слышал об этом, — Франц кусал губы. — Но я слышу об этом уже много лет.
— И они знали об этом уже много лет назад, но никто не знает, как с этим можно справиться. Пит с командой техников следит за их маленькой системой, и они хотят быть готовыми к… — я пожал плечами. — В любом случае, техники потратили последние пять лет на то, чтобы спрогнозировать, что именно должно случиться, сами о том не догадываясь.
— Но у тебя, как всегда, есть идея, — Франц направил на меня свой безупречно наманикюренный отполированный ноготь. — Так что же цлучица в полночь с компьютерами, Цак?
— Возможно, многие выйдут из строя, но я не думаю, что самолеты начнут сыпаться с неба, как предсказывают апологеты апокалипсиса, потому что люди могут это контролировать вручную. Но я уверен, что многие записи полетят к чертовой матери и надолго.
— Записи чего?
— Всего.
— И ты не хочешь помочь, — поинтересовался Франц, еле сдерживая изумление. — Я думал…
— Выхода нет. Сначала я хочу увидеть, что произойдет, а потом думать, чем я могу помочь.
Лицо Франца изображало одобрение. Тревор только помотал головой и артикулировал нечто вроде «Экстрадиции», ничего подобного за последние семь лет я от него не слышал. Я был не достаточно зрелым для того, чтобы заниматься тем, самым худшим, что я делал на стороне. Как бы там ни было, Тревор знал, что ему меня не остановить. В ход вступало нечто настолько огромное, что я и сам был не в силах остановить.
— Ну так что, — спросил я Франка, — какая химия запланирована на сегодня?
Он нервно оглянулся по сторонам, хотя никто за соседними столиками не мог меня услышать сквозь звуковую стену последнего хита " Foo Fighters 10".
— Пойдем в мою комнату, я тебе покажу.
— Честное слово, и я тебе покажу.
— И я тебе то же самое покажу. Но сначала я покажу тебе новый наркотик.
"Комната" Франца была огромной роскошной квартирой с видом на самый оживленный кусок Oudezijds Voorburgwal, которую ему сдавал некий безымянный друг, решивший встретить миллениум в другом месте. Через огромное окно открывался вид на каменные арки в розовых отблесках неона, освещенные фонарями электрического красного цвета, на мерцающий черный канал и плавно движущиеся толпы — все это могло возникнуть или исчезнуть с глаз нажатием одной клавиши, превращавшей оконное стекло в зеркало. Мы встали к окну спиной.
Чтобы не терять время попусту, Франц извлек неизвестно откуда крошечный пластиковый пакетик и высыпал его содержимое на стеклянную поверхность журнального столика. Получилась дорожка белого порошка, которую он начал ласкать бритвенным лезвием. Тревор был явно заинтригован, я же проявлял сдержанность.
— Нет, ребята, вы только не думайте, что это какой-нибудь кокс или спид или там, экстази, никогда не знаешь, чем разбавлено это дерьмо. Вы же знаете меня и знаете стимуляторы.
Чтобы не сдуть порошок, Франц не поднимал глаз от своего лезвия и говорил, не разжимая губ, от чего его акцент становился еще отчетливей.
— Та, та, та, Цак. А я знаю тебя и стимуляторы. Никакого кофе, порошка или кока-колы. Это что-то безопасное, для таких напряженных ребят, как вы.
Я оставил реплику без комментариев, сам я вовсе не был напряжен, но о теле моем можно было сказать обратное.
— Так что именно…
— Франц прервал меня шуршаще-цокающей тирадой, что я и смысла разобрать не смог.
— Ну ка повтори.
— Цинтеттицецкая айяхуацка.
Тревор буквально взвился: " Так это ж было у Берроуза".
— Быть такого не может, в таком безупречном виде ее синтезировали только неделю назад.
— То была не «дизайнерская» версия, а натуральный продукт из тропических лесов. Он называл его «иейдж» (яге) и ездил за ним в Колумбию, о чем пишет в конце «Джанки».
— Ну и?
— Ну и, конечно, нашел. С тех пор он кое-что об этом писал. Странный галлюциноген, — нахмурился Тревор. — Разве от него не выворачивает наизнанку?
— К счастью, при синтезе этого удалось избежать.
Франц разделил порошок на три щедрые дороги. Я с первого взгляда заметил, что у него не было ни льдистого блеска кокаина, ни яичного героинового оттенка. Он излучал тонкое перламутровое сияние, возможно, мне это показалось, хотя не думаю.
— Джентльмены!
Клянусь Богом, Франц держал в руках позолоченную героиновую трубочку. Возможно, авторскую модель семидесятых годов. Я повернулся, выдохнул, зажал пальцем левую ноздрю, нагнулся над столиком и втянул в себя дорожку этой тропической пыли.
Читать дальше