Сборник Сборник - Диско 2000 (сборник)

Девушка протянула руку к его шее. Он не знал, что она рядом, и смутился. Она коснулась щепки.

— Дай вытащу.

Она увела его от офицеров. У ворот, через которые входили правительственные войска, виднелись огни и техника, скопление боевой мощи.

— У меня нет на это времени.

— Ты должен быть сильным. Позволь мне.

До полуночи считанные секунды. Она касается его шеи нежно и проникновенно, будто ласкает его душу. Он не понимает, кто она такая. Она опускается на траву, он садится рядом. Она начинает извлекать щепку из кровавой раны в шее. Джеймсу не больно. Его накрывает потоком ассоциаций, мыслей, прозрений, взаимосвязей. Девушка протягивает к нему руки и увлекает на траву.

— Побудь со мной.

И он задирает на ней юбку, проводит рукой по теплой коже ее бедра. Она целует его. Влюбленные посреди безумия на поле битвы, их горизонт ограничен черными силуэтами казенных панельных домов, их постель — грязная земля. А Джеймс внутри нее, внутри себя. Он испытывает восторг единения в первый раз за свою короткую жизнь. А высоко над сплетенными телами влюбленных — сестра брат, папа мама; над картинами ненависти и насилия, окружившими крошечное гнездышко блаженства — величественные небеса. Звезды начинают шипеть и таять, очень медленно, одна за другой, гаснут они на ночном небе. Звезды начинают умирать.

Той зимой каналы полностью замерзли. В лед вмерзло всевозможное дерьмо — либо оно упало туда, когда вода еще имела консистенцию шоколадного пудинга, либо всплыло из глубины, вытесненное илистыми массами. Там можно было увидеть каркасы велосипедов, стулья с кожаными спинками, унитазы, даже человеческую ногу (хотя последнюю вскоре заприметили и извлекли).

Время было холодное, но мы были горячи, как всегда. И хотя в нас и не было южной крови, я думаю, мы вырабатывали энергии больше, чем сотня знойных полдней в Джорджии. Так что амстердамский декабрь был нам ни по чем.

Тревор и я, мы были вместе уже семь лет. Оставив Штаты, сбросив с хвоста секретные службы, мы провели восемь месяцев сибаритствуя на Ямайке, пока не поняли, что в большинстве своем ямайцы были отнюдь не столь терпимы к геям, как наши друзья- поставщики марихуаны, их соотечественники. И мы вынуждены были покинуть эти места не без некоторой спешки. Когда мы поднялись в воздух, покидая это место во второй раз, мы поняли, что он будет последним. В аэропорту Буэнос-Айреса мы зарегистрировали свои нелегальные американские паспорта на ближайший рейс настоящей авиакомпании, чтобы оказаться здесь, в стране субсидируемого искусства, легализованных наркотиков и неприличных заработков для тех, кто здорово разбирается в компьютерах, то есть для таких, как я.

Мне было легко наверстать упущенное за восемь месяцев, проведенных в Третьем Мире. Будь это сложней, я все равно был бы впереди всей этой деревенщины, потому что досконально, вдоль и поперек изучил американские системы. Самым тяжелым было изучение языка. Это заняло почти три недели. Мозги Тревора явно не были настроены на голландский язык, но со своим арийским окрасом, широкими плечами и слегка хипповатым стилем он мог сойти за местного, хотя единственным, что он мог сказать, оставалось " Sprecht U Engels?»

Мы никогда по-настоящему не «встречались», возможно, именно поэтому мы взяли за правило назначать друг другу свиданья. Тревор целый день дома, рисует, я на работе, укрощаю машины, а потом мы где-нибудь встречаемся. В последний день 1999 года мы забили стрелку в Хеви Син Кофи-Шопе в квартале красных фонарей, чтоб скорее накуриться травы и смотреть как неистовствует толпа при смене века. По шаткой лесенке я спустился в нижний этаж, и там обнаружил настоящую Хеви Син-тяжелое зрелище: горящие рождественные свечи, европейское МТВ с выключенным звуком, лишь образы мерцали в облаках сладкого дыма, и кругом было полно народу.

Увидев друг друга, всегда испытываешь это волнение, как будто это настоящее свидание: два человека встречаются, пытаются оценить свои возможности, как будто нет семи лет общей истории, любви, раздражения, семи лет в одной ванной. Что бы там ни было, я бы не хотел менять эти семь лет. Но это предательское волнение всякий раз производило на меня эффект тайной ласки под столом.

Трев уже сидел за столиком, он успел взять эспрессо и косяк. Чашка была наполовину пуста, а косяк все еще лежал нетронутый. Его волосы были собраны в небрежный хвост, переносица запачкана карандашом. Целый день он провел за эскизами Goth Squad, комикса, который он делал чисто ради денег. В целом неплохая серия, но автором была тяжеловесная рок-дива из Миннеаполиса, которая продолжала оставлять Тревору беззубые заметки на полях с тех самых пор, как увидела его работу в "Комикс Джорнал". Мне это казалось ужасно смешным, но Тревор не усматривал здесь никакого юмора.