Василе Василаке - На исходе четвертого дня

«Дорогим и горячо любимым родичам» показалось, что чего-то они недослышали… В первую секунду оцепенели – вероятно, так цепенеешь, когда вдруг пуля со свистом врежется в стену совсем рядом с твоей головой…

«Что он сказал?… Как же это – не делать никакой свадьбы, а что же делать?! Для чего мы здесь сидели целое воскресенье?… Он что, издевается, дураками нас выставляет?… Значит, он заранее что-то готовил? Ах, вот почему не пришел посаженый!..»

Никанор насупился, пошевелил пальцами правой руки, будто они у него затекли… Тесть уставился на тлеющий огонек папиросы: «Гори, брат, гори… больше нам ничего не осталось!..» Жена Никанора начала вдруг с жаром завязывать себе косынку вокруг шеи, совсем как девочка перед тем, как сесть на качели… Бабушка решила сделать вид, что она что-то жует, хотя во рту у нее не осталось ни единого зуба, да и вообще крошки там не было в данный момент… Мать невесты перевела взгляд с мужа на жениха, потом на дочь-невесту и снова на мужа. Казалось, она вот-вот закричит: «Караул, люди добрые, убивают!..» Или чуточку точнее и проще, но не менее горячо: «Вот, муженек, тот самый вор, который разорил и ограбил наш дом!»

И только невеста, пристально всматриваясь в пустое блюдо из-под холодца (словно там копошился рой каких-то никому не ведомых крылатых муравьев?…), время от времени поднимала на своего суженого сияющие счастьем глаза. И так ярко светились в них любовь, восхищение, восторг (ей-богу, зависть берет!), безотносительные ко всему, что бы он ни говорил и ни делал…

– Как это так… решили не делать свадьбы? – произнес с кривой усмешкой Никанор… Взглянул на свою двоюродную сестру, мать жениха… Та сидела с опрокинутым совершенно несчастным лицом: «Сама ничего не могу понять, братец!..» И притом, бедная, еще пожимала плечами…

В это время жених, на короткий миг отлучившийся, о треском выставил на стол три бутылки «Московской».

А Никанор поспешил перейти в наступление, пока еще не поздно:

– Обожди!.. Если рвешь дело, то позови посаженого. И скажи ему, что рвешь. И пошли его…

– И пошлю. Непременно пошлю. За чем дело-то стало, но я бы хотел, чтобы при этом были только свои, – успокоил его жених.

«Нет, вы только послушайте!.. Он все рвет, еще и посаженого обматерить обещает, заставляет всех краснеть и при этом говорит: „Хочу, чтоб были только свои“?!»

– Я должен вам сообщить одну маленькую деталь… «Слыханное ли дело? Де-таль!.. Собрал полный дом гостей, заставил мать угощенье готовить, а потом всем предъявляет какую-то маленькую… деталь? Ну, я ему покажу… Дай только гости уйдут, изобью! – думал Никанор в бешенстве. – Тьфу, да я ему в лицо плюну!..»

Но бывший моряк, ныне шофер первого класса, все видел, все понимал и уступать инициативу не собирался. Он напал первым:

– Да, да! И нечего тебе, дядя Никанор, куражиться над людьми!.. Что ты там пожимаешь плечами? Никакой свадьбы не будет, я сказал – и крышка!.. Однако это не значит, что мы расстаемся…

«Ах, вот значит, она – главная новость?…»

– Я понимаю, наш ультиматум… – продолжает жених.

«Ого, уже ругается матом!..»

– …вы постараетесь не принять. Начнете возмущаться, уговаривать, плакать. Но все напрасно. По глубокому Нашему убеждению…

«Подумайте, у них свои убеждения?!»

Жених перевел дух и как бы начал издалека:

– А как устраиваются у вас свадьбы?… По этим вашим обрядам… Честное слово, они больше похожи на сборище пьяных вандалов, чем на свадьбу!..

«А это еще что такое: „ван-да-лы“?!»

– Жених с невестой сидят в центре стола, словно на привязи. То и дело их понукают, как жеребят на прививке у ветеринара: «Целуй руку вот этому… твоему крестному!» А мне глубоко наплевать, что я вами крещен в несознательном возрасте! А если мне стыдно, что я – крещеный?! Что вы на это ответите?… Вот когда хотели меня принимать в партию, еще на подлодке, я думал: «Что писать в своей биографии? Нельзя же умолчать об этом позорнейшем факте!» И я извинился перед людьми и взял свое заявление обратно… Но я ничего не забыл, ничего не простил – и вот теперь отказываюсь участвовать в ваших пошлых обрядах, которые унижают личность и только плодят лицемерие!.. Жених с невестой не празднуют свадьбу, а ублажают гостей, исполняют ваши пьяные прихоти!.. Зачем же я ее, – жених осторожно обнимает за плечи невесту, – мою подругу, навеки поставлю на позор и на пытку? Вот, скажем, мы сидим с ней, как сейчас, а какой-то из гостей, скажем Лимарэу, наш сосед, между прочим, хотя и пьяница беспробудный, но ваш кум, мама, – попробуй-ка его не позвать!.. – поднабравшись как следует, так, что уже и лыка не вяжет, уставится на меня, на невесту и своим слюнявым ртом завопит: «Горько! Горько!» И я обязан выполнить эту прихоть пьяного идиота?!! И вообще, с какой стати целоваться на глазах у людей?!