Андрей Степанов - Бес искусства. Невероятная история одного арт-проекта

– Куда это вы? – спросила Галя.

– На огород. Он полоть будет, а я надзирать и наказывать. Порядок есть порядок.

Беда вдруг шагнул к Силычу, выдернул из его рук кресло и уселся в него посреди комнаты.

– Вот и все, – объявил он Господину. – Кончился твой порядок!

– Что-о? – вскипел паразит. – Это почему кончился?

– А потому что господин теперь я.

– Как это ты? А я?

– А ты пошел вон!

– Как это пошел вон? – упавшим голосом переспросил тот. – Силыч, скажи ему!

Однако Силыч безмолвствовал, глядя в пол. Галя и Валя тоже сидели тихо, не вмешиваясь.

– Давай, давай! Собирай манатки!

И Беда хлестко рубанул воздух розгой.

Господин взглянул на прут, почесал ягодицу, а потом молча вытащил из-под кровати чемодан и стал кидать в него одежду.

– Увидишь Кондрашку, – мстительно добавил Беда, – передай, чтобы тоже на выход готовился.

– С чего это ты взял, что я его увижу?

– А куда ты денешься? Прямо сегодня и увидишь. Или завтра.

Собрав вещи – чемодан, как ни странно, оказался наполовину пуст – бывший хозяин робко спросил:

– Присядем на дорожку?

– Садись, – разрешил Беда.

Тот уселся на кровать рядом с Силычем.

Все немного посидели молча.

– Ну, прощайте! – вздохнул изгнанник. – Пришла, значит, пора менять концепцию. Надо в государственники подаваться. Я и сам, если честно, хотел уйти.

– Так и уходи наконец!

Господин встал и вышел.

Все не сговариваясь посмотрели на Силыча и увидели, что в глазах работника стоят крупные слезы.

– А я-то как теперь? – дрогнувшим голосом спросил он.

Галя подошла к нему и погладила по голове, взъерошив седые космы.

– Ничего, обойдется, – утешила она старика. – Мы тебя не бросим. Ты постарайся немного без господина пожить. А если совсем прижмет, так хоть я за барыню побуду. Я же как-никак психотерапевт.

– Ты уж побудь, Галюша, пожалуйста, – закивал Силыч.

– И я помогу, – добавил Валя.

– И ты.

– Тьфу! – сплюнул Беда. – Смотреть на вас не могу!

Вытаскивая на ходу сигареты, он вышел из комнаты и хлопнул дверью.

– Видишь, Силыч, как все запущено, – сказала Галя после паузы. – Срочно надо лечить. Пропадает человек.

Силыч вдруг лукаво улыбнулся, показав белые зубы.

– А что, и полечим, – вкусно окнул он. – Завтра же раба Божия облегчим.

Белый трехэтажный ПДХ – Прыжовский Дом художника – был построен на берегу левитановской красоты озера и окружен шишкинской красоты лесом. На первом этаже располагался выставочный зал и «Лавка художника», на втором – кабинеты начальства, на третьем – мастерские с огромными окнами.

Зайдя внутрь, Кондрат задержался в вестибюле у большой афиши:

ВОЗРАСТ СВЕРШЕНИЙ

юбилейная выставка

к 80-летию

ПДХ

Куратор приоткрыл дверь выставочного зала и секунд на пять просунул туда нос. Понюхав воздух и стрельнув глазами по полотнам, он кивнул каким-то своим мыслям и стал подниматься по лестнице.

У кабинета председателя правления не оказалось ни приемной, ни секретарши. Кондрат пнул обитую стареньким дерматином дверь, шагнул внутрь и громко объявил:

– Я пришел к вам с открытым забралом, в одиночку и без оружия!

В кабинете за маленьким журнальным столиком сидели и выпивали два старичка. Один – одуванчик с пушистыми белыми волосиками – с необыкновенной готовностью хихикнул в ответ на шутку. Другой – подтянутый, военно-отставного вида старик – криво усмехнулся и с ядовитой вежливостью парировал:

– Так ведь к нам, Кондрат Евсеич, с пистолетами никто и не ходит. А что забрало у вас открыто, это и по лицу видно.

– Ага, ага! – подхватил пушистый. – У них всегда всё наготове – и забрало, и хватало, и прихватизировало.

И снова захихикал, теперь уже над собственной шуткой.

Кондрат, решивший во что бы то ни стало держать курс на мирные переговоры, пропустил шпильку мимо ушей. Он подошел к столику, взглянул на бутылки – пили художники исключительно «путинку» – и спросил:

– Пьете?

– Пьем! – дружно ответили хозяева.

– А мне нальете?

Старички переглянулись, и суровый молча наполнил до краев стакан.

– За великое искусство, не ваше и не наше! – провозгласил Кондрат и разом влил в себя обжигающую жидкость.

Пушистый ухмыльнулся и поднес гостю огурчик на вилке. Синькин взял.

Суровый поправил галстук и сказал:

– Ну что ж, давайте знакомиться. Я – Редька Геннадий Андреевич, председатель правления, заслуженный художник РСФСР. А это Пухов Илья Ильич, баталист.