Самид Агаев - Седьмой Совершенный

Абу Абдаллах понял, что заснуть ему не удастся. Он поднялся и, перекинув через руку шерстяной плащ, вышел во двор. Сначала он поднялся на крепостную стену. Здесь дул холодный ветер, он закутался в плащ и обошел крепость по периметру стен, оглядывая окрестности. Абу Абдаллах быстро продрог и подумав, что может совершенно застудить поясницу, спустился вниз.

Во дворе горели два костра, над одним на треножнике стоял котел, в котором варилась манная каша, рядом стоял повар и на доске длинным ножом шинковал овощи, готовясь засыпать их в варево; над вторым костром на таком же треножнике стоял большой медный чан, в котором кипела вода для хозяйственных нужд. Старый бербер, кривой на один глаз, смешивал в тазу воду для стирки в необходимых пропорциях. Он взял грязную одежду, приготовленную для стирки, и принялся встряхивать перед тем, как опустить в воду. Абу Абдаллах узнал халат Имрана. Бербер, поймав взгляд даи, пояснил:

— Смотрю, не осталось ли чего. Бывает, забудут вынуть, потом сокрушаются.

— Правильно ты делаешь, — сказал Абу Абдаллах. — Смотри внимательней.

Ободренный одобрением, бербер проверил карманы, а затем ощупал подкладку, говоря:

— Бывает, что монета провалится в прореху и катается по подкладке.

Абу Абдаллах кивнул, наблюдая за ним.

— Исфах-салар! — воскликнул бербер. — Что я говорил! Здесь что-то хрустит.

Заинтересованный Абу-Абдаллах подошел поближе.

— По-моему, специально зашито, — сказал старик, вперив одинокий глаз в Абу Абдаллаха.

Генерал, ощупав подол, вытащил кинжал, висевший на поясе, и распорол подкладку. Плотно свернутый лист бумаги он сунул за пазуху и сказал старику:

— Можешь стирать.

Для отдыха Имрану отвели комнату без окон и без двери. Точнее, это была ниша в крепостной стене. Он не спал, когда пришел Рахман, без лишних слов поднялся и последовал за ним. Едва он вошел в уже знакомое помещение, как сразу почувствовал тревогу. Что-то произошло за то время, пока он отдыхал, и это «что-то» грозило ему новыми бедами. В этой последовательности была уже какая-то закономерность. Сначала брезжила надежда на свободу, а затем все рушилось, и его положение усугублялось. Небеса словно испытывали его на прочность.

— Оставь нас, — обратился Абу Абдаллах к начальнику стражи. Тот молча повиновался. Полководец извлек из рукава, сложенный лист бумаги и протянул Имрану.

— Прочитай, что там написано.

Имран взял бумагу, повертел ее в руках и виновато взглянул на собеседника.

— Что? — спросил Абу Абдаллах.

— Прости, но я не умею читать, — ответил Имран.

— А тебе известно, что там написано?

— Нет, господин.

— Кому ты должен был передать эту бумагу?

Имран развел руками.

— Я впервые ее вижу.

— Ты лжешь! — воскликнул Абу Абдаллах. — Ты лазутчик. С какой целью ты послан сюда? Отвечай или я прикажу бить тебя до тех пор, пока ты не сознаешься.

— О, Абу Абдаллах, — возмутился Имран, — так нельзя, объясни, что это за бумага?

— Эта бумага была зашита в полу твоего халата.

— Что же такого написано в этой бумаге, почему ты усомнился во мне?

После недолгого молчания Абу Абдаллах медленно произнес:

— В этой бумаге написан твой смертный приговор.

— Будь я проклят! — воскликнул Имран. — Два раза Аллах давал мне возможность унести ноги, но мое скудоумие не позволило это сделать. О, Абу Абдаллах, я не знаю, что там написано, порочащего меня, но я клянусь, что это не мой халат. Я тебе сейчас все расскажу, и ты поймешь меня, и простишь. Имран замолчал, с надеждой глядя на полководца.

— Говори, — разрешил Абу Абдаллах.

Имран, торопясь, стал рассказывать все с самого начала, сбиваясь, забегая вперед. В какой-то момент он почувствовал, что все о чем он говорит, выглядит неправдоподобно, что речь его звучит неубедительно. И он с ужасом понял, что Абу Абдаллах не верит ни единому его слову. Собственно, Имран и сам себе уже не верил, потому что слишком много удивительного произошло с ним за последние несколько месяцев. Когда же он дошел до того места, где умерший ходжа Кахмас появлялся у костра и вкладывал в его уста поучительные истории, лицо Абу Абдаллаха потемнело от ярости и кулаки его сжались. Но Имран не мог остановиться, он довел свой рассказ до конца и замолчал, опустив голову:

— Значит, это ты выследил махди?

Абу Абдаллах задал очень простой вопрос. Вернее это был не вопрос, а утверждение. И Имран понял, что не может ответить отрицательно, от этого нельзя было уйти, именно он был повинен в аресте мессии.