Самид Агаев - Седьмой Совершенный

— А кто остальные трое? — спросил Имран.

— Я, сам Убайдаллах и Абу-л-Хасан в доме, которого мы сейчас находимся.

— Так вот почему мы здесь.

— Ты думаешь правильно, — согласился Ахмад Башир.

Имран сказал:

— Я берусь объяснить все эти тайны, о которых ты мне сейчас рассказал.

Ахмад Башир усмехнулся.

— Мальчишка, ты берешься разгадать тайну, которая оказалась не по зубам мне — бывшему начальнику полиции.

— Именно так, досточтимый сахиб аш-шурта.

— Не называй меня так, — грустно сказал Ахмад Башир, — много воспоминаний неприятных.

— Простите. Так объяснить?

— Ну, попробуй.

— Но у меня есть одно условие.

— Какое еще условие? — удивился Ахмад Башир.

— Ты меня ссудил деньгами на корабле.

— Ну?

— Я все тебе объясню, и мы будем в расчете.

— Ну, приятель, — возмущенно сказал Ахмад Башир, — да ты совсем испортился.

— Не люблю быть обязанным, — сказал Имран, улыбаясь. — Денег у меня мало, значит, я должен отработать.

— Ну, хорошо, согласен.

Они ударили по рукам, и Имран сказал:

— Как Убайдаллах вышел на тебя, наверное, нет нужды объяснять, и так ясно.

— Нет уж, ты отрабатывай, как следует.

— Они настигли тебя в Карфагене, значит, шли по пятам. На невольничьем рынке они узнали, кто купил партию рабов, в которой находился я. В купчей, оставшейся у продавца, есть твое имя. В моей поимке был лично заинтересован Убайдаллах, значит, все подробности сразу сообщались ему. Когда выяснилось, что я исчез, об этом сразу доложили ему, и он тут же отдал приказ о твоем аресте.

— Ну, это просто, — сказал Ахмад Башир, — ты лучше объясни, что произошло в крепости, кто этот таинственный незнакомец, предложивший мне сделку, почему тебя хотели арестовать, если до этого ты уже был у них в руках, почему такая непоследовательность?

— Этому может быть только одно объяснение. Убайдаллах на радостях, что избавился от своего главного врага Абу Абдаллаха, сохранил мне жизнь, но потом пожалел об этом. Ночь перед казнью Абу Абдаллах провел в одной камере со мной. Халиф, видимо, сообразил, что перед смертью полководец вполне мог поделиться со мной какими-нибудь опасными для головы тайнами.

— Поделился?

— Да. Абу Абдаллах погиб из-за того, что пригрозил обнародовать протокол допроса Убайдаллаха в тюрьме Сиджильмасы.

— Но откуда, — вскричал пораженный Ахмад Башир, — откуда взялся у него протокол?

— Я принес ему, невольно. Ходжа Кахмас, отравленный исмаилитами, умер в тюрьме. Я сидел с ним в одной камере и бежал, переодевшись в его платье.

— Неисповедимы пути Господни, — произнес Ахмад Башир, — но протокол?

— Это была копия, она оказалась зашитой в полу халата богослова.

— Вот оно что! А я то думаю, откуда взялась копия, значит, он записал ее по памяти, думал, пригодится, а мы теперь, расхлебываем последствия его дальновидности. Вот что бывает, когда привлекают к делу непрофессионалов. Профессионалы умеют хранить тайны.

— Освободить тебя и проявить заинтересованность в протоколе мог только один человек. Некто, обладающий большими возможностями, если не сказать властью, и имеющий какие-то права на фатимидский престол.

— Подожди-ка, — вспомнил Ахмад Башир, — в протоколе говорилось о каком-то племяннике.

— Его зовут Мухаммад, — сказал Имран, — очень неприятный тип.

— А зачем в таком случае ему понадобилось устраивать эти загадки с моим освобождением: мертвецы, записки, развалины.

— Исмаилиты любят подобные вещи, это их обычная практика — побольше непонятного, тайна всегда вызывает страх. Если человека уверить в сверхъестественности происходящего, с ним можно делать все что угодно. Я долго был среди исмаилитов и насмотрелся на подобные вещи.

— Ну что ж, похоже на правду. Значит, в расчете, — они ударили по рукам. — Но вчера я опять спас тебе жизнь, как за это расплатишься?

Имран развел руками:

— Отработаю.

— Наконец-то мы подошли к делу.

— Но я хочу сразу предупредить, — сказал Имран, — в этом доме я ничего воровать не стану.

Ахмад Башир покачал головой.

— Если бы протокол находился здесь, я бы его сам выкрал, но это вряд ли, это было бы слишком просто.

— Сколько, вы говорите, составит моя доля?

— Триста тысяч динаров.

— Кажется, вы называли цифру пятьсот тысяч.

— Это я погорячился, — сказал Ахмад Башир, и пояснил, — нам с тобой по триста, триста Абу-л-Хасану, если он согласится. Сто тысяч динаров аванса, что я получил, ушли на накладные расходы. Но триста тысяч тоже хорошие деньги, зря ты торгуешься.