Ежи Анджеевский - Никто

В тот же миг его окружили собаки, захлебываясь от бешеного лая. По мечущимся во мраке силуэтам он понял, что это огромные лохматые псы с пышущими жаром пастями. Ноемон застыл на месте в белом своем хитоне и, вмиг сосредоточась, хотя и улыбаясь, издал немыслимо высокий вопль, голос его был напряжен, как струна, но струна, соблазнительно вибрирующая и все повышающая тон, пока звук ее не ушел куда-то очень высоко, выше звезд, там раздалась еще торжествующая трель и — наступила тишина, завороженная свора перестала лаять, и когда Ноемон направился к темневшему вдали дворцу, собаки расступились и побежали вместе с ним, держась вровень, когда он ускорял шаг.

— Одиссей! — закричал юноша. — Одиссей!

И минуту спустя:

— Проснись! Ты очень нужен!

Но когда вызванный его криком появился в дверях, высокий, широкоплечий, рыжеволосый, в одной лишь наброшенной на плечи хламиде, но с мечом в правой руке, Ноемон не кинулся навстречу.

— Евмей умер? — спросил Одиссей приглушенным голосом.

— Ты сказал, господин, — отвечал Ноемон.

— Он страдал?

— Он скончался во сне.

— Стало быть, из сна ночного перешел в сон вечный.

— Раз ты так говоришь, наверно, так и было. Ты будешь искать его в Гадесе? Правда, обещание это ты дал ему еще живому, полагая, что он так скоро не умрет…

— Если Одиссей дает обещание, он держит слово. К сожалению, обещание, данное тебе, я не смогу исполнить. Оно, как и данное Евмею, имело условный характер, однако приемный твой отец умер, что ж до живых, тут наши намерения могут изменяться. Скончайся Евмей вечером — да что я говорю? — на час раньше, ты получил бы то, что я торжественно обещал твоему приемному отцу.

— Без моего ведома?

— Так он тебе ничего не сказал?

— Должно быть, не успел. Он уснул сразу же после твоего ухода. Но о каком еще обещании ты говоришь, если ты дал одно и то же Евмею и мне?

— Обещание, Ноемон, не существует само по себе, средь пустыни, неизменное, как вечность. Обещание воплощается в жизнь в окружении меняющейся обстановки, которая состоит из реальных условий и обстоятельств. Я сказал твоему приемному отцу — дабы в царстве теней он был спокоен! — что ежели его постигнет смерть, то во время моего отсутствия ты будешь жить в моем дворце и управлять всеми моими владениями.

— Но потом ты нам обещал, что мы будем сопровождать тебя в плаванье.

— Верно. Евмей и ты.

— Но если Евмея уже нет в живых?

— Я решил сделать управляющей и хозяйкой моего имущества ключницу Евриклею. Это уже сделано. Ты опоздал.

— Я никогда не мечтал о том, чтобы править в твоем отсутствии.

— Тем лучше. Не испытаешь разочарования.

— А второе твое обещание тоже не имеет силы?

— То обещание относилось к вам обоим.

— Стало быть, я один в твоих глазах уже ничего не стою? Почему так? С какой коварной целью ты соединил нас в нелепую пару близнецов? Если Евмей умер, тогда я тоже не должен жить. Чего ж ты медлишь? В руке у тебя меч. Убей меня, чтобы тебе не надо было исполнять обещание.

В этот миг из тьмы вынырнул Смейся-Плачь — разумеется, в золотом ошейнике с прикрепленным к нему золотым поводком.

— Я вижу, достопочтенный наш повелитель препирается с пригожим юношей. Ссора в годину смерти — дело не зазорное, это случается и в самых лучших семьях.

Одиссей, подавляя гнев:

— Ты подслушивал?

— Ба, кто не подслушивает, у того зарастают уши.

— Значит, плохо подслушивал, потому что никакой ссоры тут не было и нет.

Смейся-Плачь.Ты один умеешь так красиво и ловко подтверждать отрицая.

Одиссей (Ноемону). Ты-то чего молчишь?

Ноемон.Еще не знаю, то ли ты меня боишься, то ли хочешь мне мстить.

Смейся-Плачь.А может быть, тут зависть? (Одиссею.) У этого юнца задатки поэта. Ты не заметил в нем своих собственных мечтаний? Только в его пока неумелых вспышках уже теперь больше правды, чем во всех твоих хитрых играх.

Одиссей.Чепуху несешь, Смейся-Плачь. Мое призвание — оружие, а не песни.

Смейся-Плачь.Мало ты еще нарассказывал сказок о своих ратных делах? Ну конечно, ты прославлял и других отважных и погибших мужей. Женщин, коварных и соблазнительных! Да невиданных, грозных чудовищ!

Одиссей.Да, я прославлял Ахиллеса, Патрокла, Агамемнона, даже Гектора. [8] Гектор — сын троянского царя Приама, убитый Ахиллесом.

Смейся-Плачь.Шут не обязан тягаться в справедливости с Миносом. [9] Минос — легендарный царь Крита, который, по Гомеру, после смерти в подземном царстве судил души умерших. Он не изрекает приговоров, он только тычет указательным пальцем в брюхо. Да, в брюхо, почтенный Одиссей! Чтобы там, в брюхе, заурчало.