— Больше никогда не звони в Ньюмаркет, слышишь? — принялась отчитывать меня скверная девчонка, и досада сквозила в каждом ее слове. — Я вовсе не шучу. У меня с мужем все очень плохо. Мы с тобой не должны ни видеться, ни перезваниваться. Во всяком случае, пока. Пожалуйста. Прошу тебя. Если ты и вправду любишь меня, сделай так, как я говорю. Мы увидимся, как только буря уляжется, клянусь. Но только не звони больше. Я вляпалась в ужасную историю и должна вести себя осторожно.
— Подожди, подожди, не бросай трубку. Скажи хотя бы, как дела у Хуана Баррето.
— Он умер. Родители увезли тело в Лиму. Они приезжали в Ньюмаркет, чтобы продать его домик. Еще одна просьба, Рикардо. Постарайся какое-то время не приезжать в Лондон. Если ты все-таки явишься, то можешь невольно навлечь на мою голову страшные неприятности. Больше я сейчас ничего сказать не могу.
И она повесила трубку, даже не попрощавшись. Я ощутил щемящую тоску в груди. И страшно разозлился. Короткий разговор полностью выбил меня из колеи, и я почувствовал к самому себе такое презрение, что решил — в очередной раз! — навсегда вычеркнуть из памяти или, если воспользоваться одной из тех глупых красивостей, над которыми она смеялась, вырвать из сердца миссис Ричардсон. Глупо, глупо продолжать любить эту женщину, которой я надоел, которая не уважает меня, играет мною как куклой. Хватит, настала пора освободиться из сетей перуаночки, Рикардо Сомокурсио!
Прошло несколько недель, и я получил короткое письмо из Лимы, от родителей Хуана Баррето. Они благодарили за помощь и просили прощения за то, что не написали и не позвонили мне, как я просил. Неожиданная смерть Хуана стала для них страшным ударом, и какое-то время ни о чем другом они просто не могли думать. Пришлось преодолеть ужасные бюрократические препоны, чтобы получить разрешение на вывоз тела из Англии, — спасибо, помогли сотрудники перуанского посольства, иначе ни за что не удалось бы похоронить Хуана на родине, как он того хотел. По крайней мере они исполнили последнюю волю обожаемого сына, потерю которого никогда не перестанут оплакивать. И все же для них служит большим утешением в горе то, что Хуан умер, вернувшись к Богу и церкви, и смерть он встретил с поистине ангельским смирением. Так им сказал священник-доминиканец, который его соборовал.
Смерть Хуана я переживал тяжело. Я потерял близкого друга, который в некотором смысле заменил мне толстяка Пауля. После того как Пауль погиб в Андах, в Европе рядом со мной не было никого, кого бы я так же ценил и с кем был бы так же близок, как с перуанским хиппи, художником, рисовавшим лошадей в Ньюмаркете. Лондон, Англия без него будут для меня совсем другими. Вот еще одна причина не возвращаться туда как можно дольше.
Так я решил и постарался не поддаваться искушению. Рецепт был прежним: погрузиться в работу. Я хватался за любые предложения, то неделю, то месяц или даже больше проводил в разных европейских городах на конференциях и конгрессах. Я отшлифовал навык, свойственный только хорошим переводчикам, когда, зная эквиваленты слов, ты перестаешь задумываться над их смыслом (по мнению Саломона Толедано, понимание тут становится помехой), и продолжал совершенствовать свой русский — я очень его полюбил, пользовался им вполне уверенно и свободно — не хуже, чем французским и английским.
Я давно получил вид на жительство во Франции, однако теперь пришлось хлопотать о гражданстве, потому что французский паспорт значительно расширил бы мои профессиональные возможности. В некоторых организациях перуанский паспорт вызывал подозрения, и, когда шел набор переводчиков, там с трудом пытались сообразить, какую роль играет Перу в современном мире и какое место занимает на политической карте. Кроме того, в семидесятые годы во всей Западной Европе стало расти враждебное — и даже агрессивное — отношение к иммигрантам из бедных стран.
Однажды воскресным утром я брился и одевался, чтобы, воспользовавшись весенней погодой, прогуляться по набережным Сены, дойти до Латинского квартала и пообедать в арабском ресторане на улице Сен-Северен, где отлично готовили кускус. Но тут зазвонил телефон. Не сказав ни «привет», ни «добрый день», скверная девчонка принялась кричать:
— Это ты рассказал Дэвиду про то, что во Франции я была замужем за Робером Арну?
Первым моим порывом было бросить трубку. Прошло месяца четыре, а то и пять с нашего последнего разговора. Я постарался взять себя в руки.
Читать дальше