До появления Хисако все ученицы из Японии были для профессора Монброна дурочками на одно лицо, которых родители посылают во Францию для завершения «фирменного» — парижского — образования. На международных конкурсах они выглядят бледно, но часто побеждают настоящих, глубоких музыкантов — и все благодаря «точности обработки», как у швейной машинки! Хисако поколебала убежденность профессора.
— Мне пора. Спасибо за ноты. И за кофе.
— Мы скоро увидимся?
— В среду, в десять, в зале Пуленка — будем репетировать.
Эрик чувствует себя идиотом. Хисако не из тех, кто может назначить свидание «не по делу». Ему следует благодарить небеса за то, что профессор Монброн решил объединить их в дуэт для Дюссельдорфского конкурса.
Хисако уходит. Эрик провожает взглядом маленькую фигурку в сером. Никакого изящества в манере держаться, ноль элегантности в одежде — но Эрик покорен. Хисако спустилась в метро, Эрик поворачивает голову и натыкается на собственное отражение в висящем на стене зеркале. Он изумлен, но не отводит взгляд, намеренно подвергая себя «пытке разглядыванием», он чувствует себя жертвой чудовищной несправедливости и упивается жалостью к себе. И верно — кто способен распознать величие души и тонкость чувств за этим грубым лицом с унылым носом? Ну да, он влюблен в маленькую японку. Но эта любовь чиста, у него нет похабных мыслишек на ее счет. У Эрика есть мечта — поместить Хисако в хрустальный шар и любоваться ею, стоя на коленях, ловить каждый взмах ресниц, обрамляющих раскосые, похожие на черных рыбок, глаза, терпеливо ждать, когда она сама захочет что-нибудь о себе рассказать. Эрику не нужны излишние подробности — он не хочет, чтобы Хисако утратила ореол загадочной женщины.
— Любуешься собой?
Эрик краснеет и отрывается от зеркала. Катрин целует его и приземляется на банкетку, точнехонько на то место, где сидела Хисако.
— Ты как будто не рад меня видеть!
— Конечно, рад, очень даже рад. Ты прекрасно выглядишь! — протестует Эрик, глядя на два заштукатуренных кольдкремом прыща на подбородке девушки.
— Я столкнулась с желтолицей китайсой. Держу пари — вы снова встречались.
— Хисако — японка!
— Да какая разница… Так у вас было свидание?
— Я отдал ей ноты. Монброн хочет, чтобы мы сыграли в четыре руки в Дюссельдорфе.
— Это мне известно. Вся консерватория в курсе. Надеюсь, ты отказался?
— Согласился порепетировать, а там будет видно.
— Ничего не выйдет! Нянчиться с этой маленькой ужасно одетой китаяночкой — пустая трата сил и времени. Она никогда ничего не поймет в западной музыке. Почему бы тебе не порепетировать со мной?
— Потому что я с тобой сплю.
— И что с того? Не вижу связи.
— А я вижу. Да и вообще — решает Монброн.
Катрин надувает губы, обхватывает голову руками, и Эрик вдруг замечает, что покорившие его белокурые волосы подозрительно потемнели у корней.
— Ладно, куда пойдем — к тебе или ко мне?
Потрясающий характер! Катрин мгновенно сдает позиции, если спор может помешать ее сексуальной жизни.
— Решай сама.
— Тебе все равно?
— Если честно — да. Когда свет погашен, особой разницы нет.
— Да ты поэт!
Эрик гладит руку Катрин, но думает о другом. Катрин ласкает его ногой под столом, наклоняется ближе, чтобы вырез блузки оказался у него под самым носом. Большая грудь придает Катрин уверенности в себе, но закон земного тяготения распространяется даже на самые красивые сиськи, а ведь ей нет и двадцати!
Катрин влюблена в Эрика, потому что у него есть машина, он на шесть лет старше и его ждет успех. Поговаривают, что Монброн может взять его в ассистенты. Монброн в консерватории — полубог, и Катрин жаждет, чтобы отблеск его величия пал и на нее. Эрик не выбирал Катрин и общается с ней, потому что только она изображает безумную влюбленность и врет так искусно, что он верит, будто она находит его красивым. Другие даже не пытаются. Эрик знает — Катрин хочет выступать с ним в концертах, но он слышал, как Хисако исполняет финал сонаты D.960 Шуберта, и твердо решил, что будет играть только с ней. Он ничего не говорит Катрин, та немедленно бросит его, если догадается, что он вовсе не собирается помогать ей с карьерой. Катрин никогда ничего не делает безвозмездно, ее принцип — баш на баш.
— Может, поедем прямо ко мне?
— Но ведь еще и шести нет!
— Вот и прекрасно! У нас будет мно-о-го времени на… Сам знаешь на что!
Эрик не упирается. Ему лень придумывать причину для отказа, да и скучать в одиночестве весь остаток дня не хочется.
Читать дальше