Илья Игнатьев - Take It With Me. (Ладонь, протянутая от сердца - 2).

Илья вдруг смеётся! Что? Я вскидываюсь, - уж очень как-то… смех у Ильи очень весёлый, добродушный даже, - вот я и вскидываюсь, - а ведь так мне хорошо сейчас с ним лежать было, я уже даже не под боком у него, - ведь мы вдвоём лежим на мамином неразложенном диване, - тесно, - и я головой у него на груди лежу, а рукой обнял его за талию, другой рукой, всем кулаком мну его суперную мастерку с эмблемой “practical shooters” на плече, но я вскидываюсь, смотрю Илюшке в лицо, - близко-близко, - что?

- Ну что, Илюшка? Я что-то опять, да? Надо мной опять смеёшься? Гад, тогда. Гад зеленоглазый…

- Да ну, мнительный ты, самурай! Не, глянь! Стёпа ваш, берберийский. Блядь! То есть, Б. То есть: to fuck my bald skull! То есть, - горе моей кудрявой голове, - это в совсем уж вольном переводе. Пасёт, хищник, меня…

- Брысь! Вот же! Хищник, куда там, - вот Егорыч из больницы вернётся…

- И что? Это… ты ложись, как лежал, - мне хорошо было, Гришка…

- Да? Супер, мне тоже в тему… вот, так хорошо. А Егорыч его мухой в стойло поставит, - если ты ему новый баллончик в “Prokiller” поставишь.

- Блядь, он что, в кота вашего стрелял?

- А ты чо, против? Я нет. Тот хоть пистолета бояться стал, - как в руки возьмёшь… Ха, и название ведь! «Прокиллер», - тема.

- Гришка, я его не из-за названия купил, - хмуро отзывается Илья. - Просто… Ну, я не знаю, какого хрена японцы его так назвали! Это же просто клон Кольта M1911, а чо они его так… Он почти копия такого пистолета, Ле Байер, это американская фирма, Кольты под «практику» выпускают, и для ещё там… фирма редкая… И известная у «практиков», суперспорты делают, - в натуре супер! Качество, - песня! Я этого «японца» потому и купил, - тоже качество супер, и почти копия Ultimate Master Ле Байера.

- А где купил, у нас? Дорого?

- В Москве, четыре с половиной сотни… м-м…

- Ну-у… четыреста пятьдесят рублей, - ну, нормально…

Илюха смеётся, поворачивается ко мне лицом, - моя правая ладонь с его талии перемещается на спину Ильи, он своей левой рукой обхватывает меня за шею, и так получается, что я упираюсь ему лицом в изгиб шеи. Я кручу носом, я ввинчиваюсь им… так. Мягкий воротник мастерки сдвигается, и мне хорошо упираться носом… губами… лицом, короче, мне хорошо и удобно упираться в изгиб Илюхиного плеча и шеи, - хорошо и удобно, - но, главнее, что хорошо…

- Ну да, - шепчет Илья мне снизу в ухо, - четыреста пятьдесят. Рублей… Хм, нормально…

- А чо? - тоже шёпотом спрашиваю я в Илюшкин изгиб плеча и шеи… кожа его… под моими губами такая… хорошо…

- Гриша, я только что признался тебе, что убил двоих человек. Это как? И тут же мы с тобой про пистолет, ёб…

- Ха, «людей» нашёл, - я опять шепчу, опять Илюшкина кожа под моими губами, и жилка вот теперь бьётся, это вообще, кайф такой… но… надо… эх, зашибись мне вот так вот, губами и носом в гитарный изгиб этого, уже широченного плеча, и ещё нежной шеи, да надо… и я неохотно откидываюсь, смотрю Илье в закрытые глаза, и всё равно, даже сквозь его закрытые веки я вижу в Илюхиных глазах нефрит и изумруды древних Богов и героев, и я, млея оттого, что эти сокровища так близко от моих губ, что они совсем рядом, на нашем диване, у меня дома, они мои… почти что, я тихо, но всё же в голос, внятно говорю Илье в закрытые, чуть подрагивающие от моего дыхания веки: - Знаешь что, Илья? Мне только одно жалко, что меня с тобой не было. Я, когда ты про этого… эту суку рассказал, я Ненависть почувствовал, - ну, я так думаю, что это у меня Ненависть была. Вот. Жалко мне, что и я их не помог тебе… что с тобой меня не было. И Тихона твоего, - очень мне жалко, что я его не знал, и не узнаю, но ты мне расскажешь, - да? И я узнаю. И тоже его помнить стану… буду. И любить тоже… Если ты разрешишь. А то, что ты их… убил, - это… так и надо было. И ещё: - я тебе поверил, сразу, и тому поверил, что ты их убил, и тому, что только так и надо было. Вот что я тебе хотел сказать.

Илья не открывает глаза, он даже ещё крепче их зажмуривает, чуть улыбается, и делается вдруг очень похожим на Егорку, когда, например, тому вставать в садик надо, а он прикидывается, что спит, например… Нежность. Но теперь я знаю, что Любовь, это ещё и не только Нежность, - это ещё иногда и Ненависть к тем, кто мучил того, кого ты любишь, - но главное, всё же, это Нежность… И сладкая, давящая в груди боль, сладкая, на грани выносимости… И это ведь боль оттого, что у меня из груди, из души растут крылья, - они пока ещё… Нормально. Этих моих, маленьких пока ещё крыльев хватит для того, чтобы поднять меня… нас обоих в самое небо, - если зеленоглазый захочет… со мной если, - и мои крылья хоть и совсем ещё неопытные, - но они для того и появились у меня, для полёта… вдвоём… А то, что его там, в детском доме…