Илья Игнатьев - Take It With Me. (Ладонь, протянутая от сердца - 2).

- Ты что здесь, никотином отравился? Во! Сидит и думает. Мда, Логинов, это тебе не «перестрелка» на рубеже «аэродром»! Это процесс, Логинов, для тебя недоступный, - я про мышление… Грэг, ты чего?

- Я? Ничего…

Я продолжаю сидеть на табурете, Илья подсаживается рядом, брезгливо отодвигает подальше пепельницу, потом притягивает меня к себе за грудки, обнюхивает…

- Фи, самурай.

- Да ну, пусти… Это, Илюш, а можно, я тебя сегодня порисую? Только ты не бухти, я же сколько уже прошу! Ну, пожалуйста.

- Видно будет. Пошли в комнату, Гришка, - чего ты тут застрял, не накурился ещё?

- Ну… пошли.

Я встаю, - так встаю: - замедленно, пригибаясь к кухонному столу, - я стараюсь незаметно, без помощи рук, одними лишь движениями бёдер поправить свой, так и не проходящий, не опадающий стоячок у себя в плавках, - ладно хоть, что пока ещё у меня не очень заметно, - возраст… У Илюхи-то, наверное, побольше будет, - возраст ведь… Интересно…

“What’s He Building?”

- Это как это, - купил? Илья, ты…

- Ты что, думаешь, я шучу? Говорю, купил, значит, купил, - я продавался, меня можно было купить. На время, - так дороже выходило, если по часам, - а можно было… купить меня на ночь, - блядь, да хоть на неделю! Но Мятый Бубен любил, когда по часам, говорю же, так он больше на мне зарабатывал. Сука… Рот закрой, Гришка. Сука, котяра твой… смотри, до крови…

- Зелёнка… там… - я говорю про зелёнку только для того, чтобы хоть что-то сказать…

- Там, - где? В аптечке вашей?.. Сиди, я сам… Так, ватка… С-с-с, жжётся… Блин, не кот у вас, а берберийский лев! Гришка, это пластырь? Я возьму… Главное дело, - ни с того, ни с сего, я ж просто погладить хотел… Слушай, давно спросить хотел, - как его зовут, а то всё «кот», да «кот»…

- Да ну… Никак его не зовут, то есть, когда я его подобрал, вроде Стёпкой назвали, да только… Илюша, да ну его к чёрту, скажи, а что дальше было? Нет, погоди, не надо. И вообще, извини меня, пожалуйста, зря я тебя спрашивать начал, - всё любопытство моё, гадское! Лезу, вечно, понимаешь… Извини. А лучше, дал бы ты мне по шее, что ли, чтобы нос свой не совал, куда не надо!

- Хм, смотри, Гришка, теперь этот ваш… Стёпа, он теперь пасёт меня, в натуре! Кис-кис-кис… Блядь, рычит! Грэг, в натуре, рычит! Ни х-х… хрена себе… Подвинься. Видал, весь зелёнкой перемазался, - болят мои раны… Гриша, если бы ты меня не спросил, я бы должен был тебе всё сам рассказать. Должен, - понимаешь? Пришла пора. Ну, ладно, дальше. Тихон меня купил, - ну, это я тогда подумал, что купил, - а так-то, на самом деле, он меня ВЫКУПИЛ, - чувствуешь разницу? Я почувствовал, сразу. Меня ведь покупали для чего, как думаешь?

- Я… я не знаю, Илюш, - шепчу я, а сам знаю, всё прекрасно я знаю, зачем было покупать маленького Илью, да только боюсь я этого знания!

А Илья смотрит на меня, спокойно улыбается, - совсем по-новому, - ну да, грустно, но как ни разу до этого грустно, у меня сразу схватывает сердце, и в глазах щипет, - и говорит:

- Правильно. Для этого. Для удовольствия, - хотя, какие тут на хуй удовольствия… Хм, именно «на хуй»… Удовольствие, - это когда хорошо обоим, - и это тоже заповедь! - святая, - а там… Да нет, эти-то суки удовольствие получали по полной. Ещё бы! Да не доставь я им полного удовольствия, меня бы Мятый Бубен… как других, до меня… Так что, Гриша Тихонов, я старался. Изо всех сил. Мда… И пришлось научиться доставлять удовольствие по полной, - жить-то хотелось, - вот сам не понимаю, почему, но тогда мне очень хотелось жить, хотя, вроде, и незачем было. Вокруг меня были не люди, а… что они делали со мной, и с другими... Удовольствия, - ТАКИМИ удовольствия быть не могут. Во-от, а Тиша… Ну, короче он меня выкупил… хм, а я и не знаю, зачем! Ну, жалко, наверно, ему меня стало, - но не в этом всё-таки дело, не это главное, а главное, что нужен я ему был… Да, вот это главное, - нужен, и очень. Сначала он, по ходу, и сам он этого не осознавал, просто выкупил, так, жалко ведь пацанёнка, пропадёт, мол, пацанёнок…

Илья замолкает, - смотрит сквозь меня, - я молчу, - смотрю на Илью, - и мне не хочется плакать, мне хочется убить тех, кто делал это… я толком и не знаю, ЧТО они там делали с маленьким Ильёй, - ясно, страшное что-то, - и мне хочется их всех убить… Убить так, чтобы никогда, ни с кем, никто ТАКОГО больше… И убить… как можно страшнее. Самому убить… И какое странное чувство, - и новое! Ненависть это, наверное… И приятное какое чувство… сильное. Точно. Хм, и почти так же сильно, как Любовь… Это же Ненависть на тех, кто мучил Илью! А Илью я… Да. Люблю. Но…