Ooh Call My Name
Whenever You Need My Love
Whoa Whoa Baby Call My Name
Whenever You Need My Love, –
кажется, я даже напеваю это вслух, кажется, Prince поет вместе со мной.
Я закрываю глаза. Я прислушиваюсь к себе. Алло, детка, посмотри, я так романтичен сегодня, именно здесь и сейчас, в этом стремном кафе, над тарелкой отвратительной безвкусной растительной дряни. Вот я слушаю, как Prince ласково ноет в моем сердце. Под такую музыку приятно расставаться с женщиной. Ранним утром оставить ей, спящей, короткую записку с глупыми словами, немного помедлить, порыться в ее сумочке в поисках черной карточки American Express и выйти за дверь номера люкс отеля Burj Al Arab. Катить в маленькой смешной зеленой машинке навстречу солнцу вдоль линии моря и слушать «The Greatest Romance Ever Sold», глотать соленые слезы и вспоминать ее запах, голос, прикосновения и взаимные проникновения. Пусть Prince поплачет за меня. Пусть он поплачет…
– Телки любят сильных, – говорит Макар. Он никак не может угомониться, он, бывает, принимает близко к сердцу то, что, казалось бы, не имеет к нему и малейшего отношения. Сейчас, например, он убежден, что его святой долг направить меня на путь истинный, раскрыть мне глаза. – Они ненавидят слабовольных лощеных кретинов. Мужик должен быть изрядно помят, мрачен и малословен. Вот тогда их реально вставляет. Накрывает реально, как кошек от валерьянки.
На нем голубая рубашка поло от Burberry, бежевый джемпер Prada и идеально выглаженные брюки Lanvin. Конечно, именно такой человек и должен рассуждать о преимуществах расхристанного стиля!
Just Let Him Go
And Soon The Pain Will Pass, –
напеваю я.
– Да чего там, они же подсознательно хотят хоть раз в год получать крепких увесистых мужских пиздюлей. Бабы по своей природе мазохистки, можно даже сказать, рабыни, только признаваться в этом не хотят, запудрили себе и нам мозги всяким феминистическим дерьмом, а кто это дерьмо, спрашивается, придумал?
I Know You're Hurtin
But My Love Will Make You Feel So Right, –
пою я.
– Тебе хоть ясно, почему эта сука Клара Цеткин провозглашала независимость и равные с мужиками права?
– Я не интересуюсь историей, приятель.
– Ты просто идиот! Ну, подумай, подумай, придурок, о Кларе Цеткин!
– Признаться, я очень смутно представляю, кто она вообще такая.
– Ты серьезно? О боже, да ты – клинический случай. Ты же должен был проходить это в школе!
– А! – говорю я и заставляю себя проглотить небольшой склизкий комочек капусты, неожиданно оказавшийся в моем рту. – А! Это та самая женщина-математик.
– Холодно, Филипп, холодно. Напрягись, прошу тебя. Ну! Клара Цеткин, революционная борьба…
– Все, вспомнил. Спасибо, старик, а то я действительно испугался, что на мою память оказали большое влияние транки. Вспомнил. Она стреляла в Ленина, верно?
– Ты непроходимый идиот. Ну это же та самая Клара Цеткин, борец за права женщин, революционная оторва, все моталась по лагерям, все никак не могла угомониться.
– Ага.
– Ну, напрягись чуть-чуть! Ты как думаешь, почему это она все мутила?
– Она была женой Троцкого, что ли?
– Да нет. Ты конченый кретин. При чем здесь Троцкий? Цеткин – немецкая революционерка! При чем здесь Троцкий?
– Вроде не при чем.
– Вот именно. А все дело в том, что она была жутко страшная, еще хуже, чем Крупская.
– Да ты что! – говорю я, медленно пережевывая капусту.
– Да! И на нее ни у кого не вставал! Она и так и сяк – безрезультатно! И вот она от безнадеги, от угнетения своих природных эротических позывов возненавидела всех самцов вокруг. Весь мужской мир.
– «It's a man's, man's world», – мурлычу я себе под нос.
– И ладно бы эта Цеткин стала просто очередной активной лесбиянкой, их, кстати, на зоне именуют ковырялками, а знаешь почему?
– Господи боже!
– Впрочем, это не важно, не важно, так вот, эта активная сука даже на это, на лесбийскую любовь, на извращенную ориентацию оказалась неспособна.
– Что извращенного в однополом сексе? Похоже, ты дикий человек с абсолютно дремучими представлениями, приятель.
– А ведь ее и женщины не хотели, сторонились, презирали даже. Представляешь?
– Ну и что?
– В смысле?
– Ну, к чему ты все это прогнал?
– Да я объясняю тебе смысл всего, что происходит вокруг. На примере Клары Цеткин. Ее никто не хотел – и вот, пожалуйста, ей пришлось быть сильной, бороться, и теперь у нас есть праздник Восьмое марта.
Тут уж я молчу.
– А на самом деле самки ищут сильного самца.
Мне снова нечего сказать.
– Они ищут того, за кем можно укрыться, как за ебаной каменной стеной, и спокойно рожать, благоустраивать свою вонючую пещеру, постепенно превращая ее в коттедж на Рублевке, в них просто заложено все это…
Читать дальше