Джон Берендт - Полночь в саду добра и зла

– Можешь спокойно биться об заклад, что он каждый раз нажимает кнопку «не продано», когда делает это, и одним махом кладет себе в карман двадцать баксов – пояснила Дарлин.

Джо решил, что самым мудрым будет поймать Муна на месте преступления, спокойно с ним объясниться, а потом без всякого шума уволить. Он ничего не станет говорить Эмме – чего доброго при известии о том, что в ее баре работает вор и грабитель, старушку хватит удар. Вместо этого Джо пригласил в бар двух своих хороших друзей и попросил их посчитать, сколько порций выпивки приготовит Мун за вечер. Однако, предотвратить утечку информации не удалось, и к вечеру все знали, что сегодня вечером «У Эммы» будет пойман с поличным Мун Томпкинс. Ко времени начала работы бара у входа толпилась охваченная охотничьим азартом толпа. Всем страстно хотелось видеть, как откроется надувательство.

– Боже, какой сегодня оживленный вечер, – удивилась Эмма.

Посетители заказывали выпивку с утроенным энтузиазмом, побуждая Муна украсть сегодня невиданную сумму. Чем больше становилось пустых бутылок, тем выше поднималось настроение публики. К полуночи, пожалуй, только Эмма и Мун не подозревали, что охота достигла своего апогея.

Заказы сыпались со всех сторон.

– Эй, Мун, дай-ка мне стингер! Ха-ха! Что может быть лучше для согрева, чем стингер? [10]

– Я хочу Роб-Рой, Мун!

За полчаса до закрытия Мун взял мусорный контейнер, понес его на помойку и в бар больше не вернулся. Когда Джо открыл кассу, та была пуста – Мун забрал всю выручку до последнего цента.

Исчезновение Муна совершенно не отразилось на всеобщем воодушевлении, царившем в зале. Пожалуй, веселья даже прибавилось. Перед закрытием Джо ничего не оставалось, как рассказать Эмме, что Джо забрал деньги и сбежал.

– Господи помилуй! – воскликнула женщина. – Неужели он это сделал?

– Боюсь, что да, – ответил Джо. – Впрочем, к лучшему, что мы от него избавились. Он промышлял такими вещами и раньше, ведь он – грабитель.

– О, это я знаю, – заявила вдруг Эмма.

– Вы все знали? – изумлению Джо не было границ.

– Ну, конечно, я все знала, – повторила миссис Келли. – Мун не стал ничего скрывать, когда пришел устраиваться на работу. Я сказала ему, что за это восхищаюсь им. Мне показалось, что он заслужил свой второй шанс начать другую жизнь, думаю, что и каждый этого заслуживает. И ты тоже, не правда ли?

– Да, мэм!

Эмма села в машину и выехала на Бэй-стрит, направляясь в Стейтсборо.

После переезда Джо Одома на Оглторп-авеню по соседству воцарилась такая глубокая тишина, что я начал размышлять. Результатом моих раздумий стало решение купить автомобиль. Окрестности Саванны манили меня, как путеводный маяк, однако, прежде чем бросаться в это предприятие, следовало крепко подумать – так ли уж нужны мне колеса.

Саваннцы обожают быструю езду, которая по неизвестной причине вызывает у них жажду. Сидя за рулем, они постоянно пьют коктейли. По данным Национального института алкоголизма и злоупотребления алкоголем восемь процентов саваннцев – это «явные алкоголики». Видимо, этому проценту мы обязаны прискорбной склонности местных автомобилистов выезжать на тротуары и врезаться в деревья. Двадцать шесть из двадцати семи дубов, обрамляющих Форсайт-парк на Уитакер-стрит, покрыты незаживающими боевыми шрамами на уровне бампера. В одно из этих многострадальных деревьев врезались так часто, что в нем образовалось целое дупло, набитое, словно бриллиантами, мелкой крошкой разбитых вдребезги фар. Пальмы на Виктори-драйв были не в лучшем состоянии, а о дубах на Аберкорн и говорить не приходится.

Надо сказать, что у меня никогда в жизни не было собственной машины. Живя в Нью-Йорке, я не испытывал в ней никакой нужды, но теперь идея обзавестись автомобилем захватила меня с головой. Но коль скоро мне суждено было начинать свою водительскую карьеру в этом диком заповеднике, то по зрелому размышлению я пришел к выводу, что машина должна быть очень большая и очень тяжелая и, лучше всего, если она будет на стальной раме. – Я собираюсь на рынок подержанных автомобилей, – сказал я Джо. – Хочу купить что-нибудь большое и вместительное, и никаких фантазий.

Час спустя мы с ним во все глаза рассматривали «понтиак гран-при» семьдесят третьего года выпуска. Некогда золотистый металлический корпус был буквально изъеден и испятнан ржавчиной, ветровое стекло разбито, а виниловый верх покрыт трещинами. Мало того, на колесах не было колпаков, а сама машина прошла не меньше двухсот тысяч миль. Но… она была на ходу и была большой. Рама, правда, отсутствовала, но внушительный капот двигателя напоминал носовую палубу океанского лайнера. За авто попросили восемьсот долларов.