Кан Кикути - И была любовь, и была ненависть

Чтобы было где укрываться от дождя, монах построил около утеса хижину. С раннего утра, когда в реке еще отражались мерцающие звезды, и до позднего вечера, когда замирало все живое и слышался только плеск воды, Итикуро без устали бил молотом.

Прохожие не переставали смеяться:

— Болван! На что он рассчитывает?…

Никто не верил в осуществимость дела, за которое взялся Итикуро. А он в каждый удар вкладывал душу. В труде приходило забвение. Раскаяния за совершенные убийства больше не мучили его, он не молился и за будущее рождение в раю. Итикуро жил теперь одним возвышенным желанием: творить добро. Он чувствовал, что со времени принятия монашеского сана груз воспоминаний о черных деяниях — воспоминаний, не дававших ему спать по ночам, изнурявших душу и тело, — становился легче. Исполненный отваги, отдавая всего себя работе, Итикуро упорно долбил утес.

Наступил новый год. Пронеслась весна, лето… Год трудов не прошел даром: Итикуро выдолбил пещеру глубиной в одно дзё — совсем немного, но в этом нашла свое выражение его воля.

И все-таки местные жители не переставали глумиться:

— Поглядите! Этот сумасшедший монах целый год лез из кожи вон, а выдолбил всего ничего!..

Но Итикуро, видя плоды своего труда, радовался до слез. Пусть пещера мала, но она — реальность, в которой воплотилось его стремление к добру.

Прошел еще год. Все напряженней трудился Итикуро. Ночью он работал в кромешной тьме, в пещере было темно и днем. Рубить приходилось сидя. Он исступленно махал молотом. И в этом движении правой руки сосредоточилась вся его жизнь, пронизанная верой. Снаружи сияло солнце, светила луна, шли дожди, гремели бури. А в пещере беспрерывно раздавались удары молота…

Окрестные жители не прекратили своих насмешек и к концу второго года. Правда, они уже не смеялись открыто, а, глядя на Итикуро, исподтишка улыбались.

Но вот прошел еще год. Удары молота по-прежнему не прекращались, как и плеск вод Ямакуни. Крестьяне уже ничего не говорили, иронические улыбки на их лицах незаметно сменились выражением изумления.

Итикуро долго не стригся, и длинные волосы падали на плечи, тело было покрыто грязью. Он все больше терял человеческий облик. Подобно животному, копошился Итикуро в выдолбленной им пещере, как безумный колотил молотом.

Постепенно к изумлению окружающих стало примешиваться сочувствие. Прежде Итикуро откладывал на время работу, чтобы пойди за подаянием, а теперь у входа в пещеру он стал находить чашки с едой. Ему больше не надо было никуда ходить, и это время он мог использовать для работы.

К концу четвертого года пещера была прорыта уже на глубину пять дзё. Но это ничтожно мало — длина скалы в поперечнике была более трех те.

Упорство Итикуро удивляло крестьян. Тем не менее ни один не стал помогать ему — настолько очевидной казалась им тщетность любых усилий. Итикуро продолжал трудиться один. К работе были обращены все его помыслы, он отрешился от всего, кроме молота; подобно кроту, озабочен был лишь тем, чтобы, пока жив, пробивать ход и идти по нему дальше. Прилагая невероятные усилия, Итикуро продвигался вперед.

Весна… Осень… Сменялись времена года, природа блекла и снова оживала. Неизменным оставался только стук молота в пещере.

Видя, как медленно продвигается работа, проходившие мимо люди начинали жалеть Итикуро:

— Бедный монах! Не иначе, он безумен, раз пытается прорубить скалу. Ведь до конца жизни он не успеет проделать и десятой части работы.

А время шло… К концу девятого года пещера была длиной уже двадцать два кэна. Жители деревни Хида, казалось, поняли наконец, что дело, которое затеял Итикуро, небезнадежно. В них как будто крепла уверенность в том, что если этот изможденный нищий монах смог за десять лет один пройти так далеко в глубь скалы, то усилиями многих людей в течение нескольких лет все-таки удастся прорубить ее насквозь. Когда Итикуро девять лет назад просил содействия в строительстве туннеля, жители семи окрестных деревень единодушно отказали ему. А теперь по собственной инициативе они начали вносить деньги, наняли ему в помощь нескольких каменотесов. Итикуро уже был не один — вместе с ударами его молота из пещеры доносились сильные, размеренные удары других молотов.

В следующем году крестьяне решили посмотреть, насколько продвинулось дело. Выяснилось, что прорублено меньше четверти всего пути.

— Ну вот, людей работало много, а толку почти никакого. Обманул он нас, напрасно мы так потратились, — уныло говорили крестьяне, и опять в их речах послышалось неверие.