Дорис Лессинг - Расщелина

Здесь история останавливается передохнуть. Экспедиция Хорсы и разрушение Расщелины отмечают конец — он же начало, начало лесных деревень. Но тогда они еще не знали, что такое лесная деревня. Хронисты не знали этого. Сей долгий период истории завершается словами: «И не ведал Хорса, где он».

«Кто-то нужен, чтоб узнать», — могу я сказать историку, вглядывающемуся во тьму времен и не ощущающему уверенности в неузнаваемо изменившейся обстановке.

«И не ведал Хорса, где он». Что означала эта фраза для нового историка? Где они звучали, новые голоса? В лесных деревнях. Нам неизвестно, сколько таких деревень таилось в лесу, сколько в них жило народу. Хронисты посчитали необходимым особо заметить, что каждую деревню окружал двойной частокол из заостренных жердей — защита от хищников. Не скажешь, что жители деревень не ведали, где они. С одной стороны, они находились невдалеке от женского берега. Понадобилось немало времени — века? — для того, чтобы убедить женщин оставить море и поселиться с мужчинами, да и то на том только условии, что поселение это

находилось в пределах дневного пешего марша от женского берега. Следовательно, когда историк провозглашает, что «не ведал Хорса, где он», он тем самым хочет подчеркнуть, что сам-то он прекрасно осведомлен, где находится в пространстве и времени. Подвиги Хорсы и его отчаянный бросок в неизвестность получили должное признание, о них пели и рассказывали у костров.

Полагаю, что мы, римляне, не в состоянии полностью постичь эту фразу: «И не ведал Хорса, где он». Нас обучили определять, где мы находимся, с помощью всевозможнейших способов. Когда наши легионы возвращаются из Галлии, из стран германцев, из Дакии, они детально повествуют, гдеони были и кактуда добрались. Если враг дерзнет нарушить границы империи, мы знаем, ктоон и откудавзялся. Суда наши бороздят моря, добираются до Британии на севере, до Египта на юге; рабам нашим известны страны, о которых мы едва слышали. Мы, римляне, знаем, где мы, знаем свое место в истории, хотя даже маленький мальчик скажет вам, что «Рим охватывает больше, чем познать возможно». И этот самый маленький мальчик, стоя на берегу и глядя на изгибы исчезающего вдали берега, знает, что может достичь противоположного берега залива, стоит лишь потратить несколько дней на переезд.

Но вернемся к Хорсе. Подумаем о том, что он знал. Знал он скалистый женский берег. Знал большую реку и леса долины орлов, знал пути, ведущие туда от женщин. И когда Хорса стоял на своем пляже — не ведая, где этот пляж находится, — и глядел вокруг, вглядывался в морскую даль, он и представления не имел, не находится ли он на берегу залива, устремляясь взором туда, где лежит невидимый противоположный берег. О да, заливы он встречал на своем пути с того самого места, где распрощался с Мароной. Знал бухты, знал мысы и полуострова. Удосужился ли он их как-либо назвать? Позже хронисты в деревнях уже применяли термины «залив», «мыс», «полуостров», но бешеный бросок Хорсы показал им, что сам вождь и люди его маялись не на берегу залива, большого или малого, не зная, где они и что им делать. «И не ведал Хорса, где он» — фраза эта представляет ограниченность знания вообще: то, что нам, римлянам, претит.

Хорса мучился сомнениями не в одиночку. Рядом с ним находились мужчины, старшие юноши, свободные от охоты в лесах. Мы знаем, что группа этих мужчин не блистала спокойным самодовольством.

«Хорсу беспокоили женщины, их грудные дети и дети постарше, с которыми невозможно было управиться».

Мальчики воображали себя взрослыми парнями, подражали охотникам и собирателям. Сколько их было? Учитывая, что некоторые ушли с женщинами, можно предположить (но это лишь предположение!), что два десятка, возможно, чуть больше. У хронистов запасены для таких случаев удобные слова вроде «несколько». Ребятишки гордились своими подвигами, любили гордо прошествовать по пляжу с добычей, подражая взрослым бахвалам. Бесстрашны они были и никого не хотели слушать, даже самого Хорсу. Они объединялись в группы и уходили в лес на день-два. Иной раз кто-то из них погибал от клыков секача, кого-то загрызала стая диких псов. Хорса не знал, что с ними делать. Пытались присоединить детей к молодым охотникам, включить их в племя, но они не хотели поступаться независимостью, гордились ею. Мальчики даже выбрали своего вожака, не самого старшего, но самого сильного и смелого. Иногда они обращались к женщинам за помощью в лечении ран, но женщины боялись этих необузданных дикарей, которых и мальчиками-то назвать язык не поворачивался. Встречаясь с ребятами в лесу на охоте, молодые охотники держались настороженно, как с врагами. Иной раз даже приходилось проучить наглецов, доходило до стычек с недоростками, уступавшими в силе и умении, но превосходившими взрослых дерзостью, наглостью и отсутствием осторожности.