Мирча Элиаде - Гадальщик на камешках (сборник)

— Этот период нас не интересует. Нет смысла на нем останавливаться. Вернемся к свадьбе Оаны. Вы могли бы описать, как восприняла товарищ Фогель рассказ о свадьбе Оаны?

— Все, что я могу сообщить вам, — уже успокоившись, проговорил Фэрымэ, — заключается, к сожалению, в том, что я так и не дошел до рассказа об этой сказочной свадьбе, хотя товарищ министр много раз просила об этом и даже настаивала. И вовсе не потому, что я не хотел рассказывать. Как я неоднократно повторял товарищу министру Фогель, понять, что произошло на этой свадьбе с Оаной и ее друзьями, можно, только если знаешь, что предшествовало ей приблизительно за сотню лет. Это с одной стороны, а с другой — за двести лет.

— Точнее, пожалуйста, — попросили дымчатые очки, перелистывая досье. А второй следователь протянул Фэрымэ пачку сигарет и ободряюще улыбнулся.

— Я имею в виду историю Селима, — закурив, пояснил старик, — а также боярина Каломфира.

— Вы многократно писали об этом, но связь между ними так и осталась неясна. Привожу выдержки: в тысяча восемьсот тридцать пятом году Селим, сын паши из Силистрии, спасает жизнь одному мальчику, их связывает братская дружба. Селим совсем молодым берет себе в жены турчанку и отуреченную гречанку. Но вскоре обнаруживает, что друг соблазнил обеих, и проклинает его. Этот друг, приняв имя Тунсу, бежит сначала в Ардял, а в восемьсот сорок восьмом году перебирается в Мунтению. Тунсу волочится за каждой юбкой, но женитьбы боится как огня. Так продолжается до восемьсот семидесятого года. Когда ему стукнуло пятьдесят лет, он женился на вдове, имевшей троих детой… Не нижу никакой связи со свадьбой Оаны.

— Извините меня, но связь здесь есть. Возможно, я не очень ясно написал… Все дело в проклятии Селима. Он проклял за предательство своего лучшего друга, которому спас жизнь, и проклятие это гласило: все мужчины в его роду будут рогоносцами, а все женщины станут любиться с животными. Так оно и случилось. Родив Тунсу сына, его жена сбежала с батраком и забрала своих детей. А он поселился в лесу возле монастыря Пасеря. Сын его, Фэникэ Тунсу, сделался корчмарем в Оборе, женился. Но и от него тоже ушла жена, увидев, каких невероятных размеров достигла их дочь Оана, а также узнав от мужа о проклятии Селима. Бедняжку Оану, хотя она была вполне разумной и благонамеренной девицей, тоже не обошло проклятие, потому что в конце концов… но вы, наверное, знаете эту историю…

— Знаем. Именно в связи с этой историей, потому как скорее всего ее выдумали горные пастухи или их жены, именно в связи с этой историей нас интересует реакция товарища Фогель. Что она говорила? Высказывала свое мнение? Вы помните что-нибудь?

— Она много раз восклицала: «Потрясающая женщина!»

Следователи опять переглянулись, однако лица их ничего не выражали.

— Перейдем к следующему пункту, также связанному со свадьбой Оаны. Вы заявляете, что история Каломфира, которая начинается с тысяча семисотого года, якобы также чрезвычайно важна для понимания свадьбы Оаны. Но из того, что вы написали и излагали устно, это не следует.

Снова открыв досье, следователь в дымчатых очках извлек машинописную страницу и бегло пробежал ее.

— Было весьма трудно резюмировать все рассказы, связанные с Каломфиром, поскольку вы все время перескакивали от Замфиры, которая вернула зрение Аргире в начале восемнадцатого века, к скульпторше, которая пожелала именоваться Замфирой, хотя ее имя было Марина, и которой, если б она была жива, было бы теперь, судя по вашим словам, лет шестьдесят. Или на десять-пятнадцать меньше, а возможно, и больше. Потому что, — тут следователь поднял голову и с нескрываемой иронией посмотрел на Фэрымэ, — насколько точны даты жизни других персонажей ваших историй, даже из далекого прошлого, настолько возраст Марины варьируется в показаниях самым невероятным образом.

— Это правда, — задумчиво подтвердил Фэрымэ. — Для меня Марина до сих пор остается великой загадкой.

— Значит, перейдем к этой загадке и, возможно, разгадаем ее. Я уже сказал, что систематизировать все факты, связанные с Каломфирами, очень трудно: вы постоянно перескакиваете из одного века в другой, от Каломфира и Аргиры — к Драгомиру и его двоюродной сестре Марине и только вскользь упомянули о Мынтулясе…

Сам того не замечая, Фэрымэ принялся нервно растирать колени.

— Все, что вы сказали, а потом повторяли много раз, сводится к тому, что Аргира выдала Замфиру замуж за дворового человека по фамилии Мынтуляса и дала за ней в приданое землю, на которой была потом проложена одноименная улица. Возможно, вы так мало рассказываете о Мынтулясе, потому что он ближе вам, чем боярин Каломфир и Драгомир Каломфиреску?