Авраам Иехошуа - Господин Мани

— Благодарю вас, сэр, я с удовольствием присяду. Вы очень любезны. Если вы не возражаете, здесь, рядом с вами — я хотел бы показать вам ряд документов. Спасибо, сэр, можно и без стола.

Всего несколько минут, не стоит беспокоиться. После того, как вы, в принципе, ознакомились с делом, я бы хотел… хотел затронуть один вопрос… еще перед тем, как начнется слушание… потому что тогда… стены суда… Вы ведь понимаете?..

— Итак, как вы видели…

— Извините.

— О, сэр, мы так и думали, что вы не успеете ознакомиться со всем материалом.

— О… о… о… Господин полковник, мы ведь не знали.

— Сэр, я очень сожалею, я крайне огорчен.

— Мы, конечно, знали о вашем ранении под Верденом. Ваше имя, сэр, после боя на Марне знает каждый в нашей дивизии.

— О, сэр, я так сожалею. Нам об этом ничего не сообщили. Если бы мы знали, я бы сам прочел вам вслух все материалы.

— Сейчас? Почему бы и нет? Я полностью в вашем распоряжении и готов прочесть вам все дело от корки до корки.

— Можно, конечно, и так, сэр. Своего рода резюме, как говорят французы. Так и удобнее и быстрее…

— Благодарю вас, сэр, с удовольствием. Только немного. Учитывая ранний час… Благодарю вас…

— Действительно превосходный виски. Недаром вы так хотели именно эту марку…

— Да, вы правы… это… сэр… совершенно верно, в том-то и дело, вы попали в самую точку. Обвинение потребует смертной казни на основании законов военного времени. И мы… Об этом я и хотел сказать пару слов.

— Простите?

— Конечно, лучше с самого начала. Итак, с начала. Но дайте мне сообразить, где, собственно, начало. Скажем, началось все 28 февраля, холодной туманной ночью, когда непрерывно лил дождь и в воздухе появились даже первые снежинки, превратившиеся к утру в настоящий снег, который выпадает тут не более раза в год и вызывает панический ужас. В эту ночь и был задержан наш подсудимый. Случилось это к северу от Иерусалима, милях в десяти севернее маленького городка, именуемого Рамалла, что означает Холм Господний, в деревеньке Ал-Бира. Это место упоминается в Ветхом завете и называется там, если не ошибаюсь, Бет-Эль. [37] На самом деле, древний Бет-Эль был, по-видимому, расположен рядом с арабской деревней Бейтин, к северо-востоку от Рамаллы. Такая убогая деревенька — оливковые деревья, небольшие огородики. Сюда после захвата Иерусалима в середине декабря армия Алленби дошла на едином дыхании. Дошла и остановилась неизвестно почему, — может, передохнуть, перевести дух после первых восторгов победы. Здесь проходит линия фронта, турки — по ту сторону холма, но их совсем не видно. Линия фронта — прямо носе-редине деревни, кучка домов на склоне холма — на ничейной полосе. Их обитателям, бедным пастухам, разрешается пасти скот где угодно. Один прыткий офицер успел выдать им "удостоверение о благонадежности", дающее право беспрепятственно передвигаться. В деревне расположен взвод развеселых ирландцев. Командует ими парень из Ольстера — всего лишь в чине старшего сержанта. Они нарыли траншей, наставили пулеметов и засели там, предаваясь воспоминаниям о своем Ольстере, дыша зимним туманом, который приходит с моря. Время от времени они, подражая арабам, гортанно покрикивали на коз и подзывали пастуха, чтобы тот показал удостоверение. Но, поскольку арабского они не знали, переводчиков не было, то не могло быть и речи о связи с местным населением, которое воспринимало их как какие-то неодушевленные предметы. Поэтому удивительно, что они вообще заметили его в предрассветной мгле, что задержали; странно и то, что, задержав, тут же не отпустили; но, с другой стороны, сейчас я думаю: а может, он хотел этого, может, сознательно шел на то, чтоб его задержали, судили и дали возможность произнести речь…

— Тридцать один. Он весьма тщедушен, черноволос, среднего роста, и хотя он старше меня всего на десять лет, но выглядит так, будто от пего произошел на свет мой дед — все лицо в морщинах, словно его извилистые хитроумные мысли просочились сквозь черепную коробку и проступили на лице. Тридцать один год, а держится как степенный пятидесятилетний человек. Когда его задержали в ту туманную ночь, он был в широкой абайе [38] Абайя — традиционная верхняя одежда арабов в виде широкого плаща. и гнал перед собой трех черных коз, притворяясь пастухом. Вместе с козами он вышел прямо на позицию этого ирландца Мак-Лейна, пробудив того ото сна.

— Совершенно верно, сэр, он вышел из тумана на исходе ночи. У него спросили удостоверение, удостоверения не было, тогда ему велели ждать — на рассвете с ним разберутся. Но не прошло и нескольких минут, как ему уже вздумалось бежать под покровом темноты, которая еще не рассеялась. Тогда его поместили в сарай, заперев вместе с козами. Он просидел там целый день, отказывался от пищи, ругался по-арабски, злой, как собака, ждал, когда им надоест, и они отпустят его на все четыре стороны. Надеяться на это у него были все основания; из своего закутка он прислушивался к разговорам, понимая каждое слово, но виду не подавал. Они уже были готовы отпустить его, потому что в такую бурю его невозможно было доставить в Рамаллу, где штаб, но сержант заупрямился — пусть сидит до тех пор, пока не прибудет наряд военной полиции — они разберутся…