Леонид Эгги - Арест

Даже не прогрев, как обычно, после работы руки в тазике с горячей водой, сразу легла на топчан и крепко уснула. Аня положила затихшего брата к маме, потушила свет, улеглась рядом с ним и задремала.

Сквозь сон Аня услышала стук в дверь. Отчего-то затрепетало ее сердечко — кто это может быть среди ночи?

— Мария, открывай, это я, — раздается вместе со стуком знакомый голос нормировщицы с нижнего склада, где работает сучкорубом ее мама.

— Мария, начальник сказал без тебя не возвращаться, открывай дверь.

Аня повернула голову — мама, положив руки на грудь, ладони сжатые, — еще не отошли от топора и крючка, которым катают бревна, — спала и ничего не слышала. Положив ей ручку на плечо, сопел Славик. Осторожно поднявшись, чтобы не разбудить брата, Аня подошла к двери, откинула крючок и растерянно прижалась к стене По-свойски, бесцеремонно вошли трое энкавэдэшников. Одного из них она знала: это был Фурман, тот самый, что часто проверяет бараки. Он подошел к топчану, дотронулся до мамы. — Ткаченко! Поднимайся!

Измученное тело мамы даже не пошевелилось

— Поднимайся, тебе сказано, — крепко встряхивая ее за плечо, сердился Фурман

Славик открыл глаза, которые в страхе остановились на энкавэдэшниках, вцепился в мать и расплакался Аня молнией метнулась к топчану, схватила брата на руки и, вернувшись к стене, прижалась щекой к его головке, тихонько шепча ему успокаивающие слова, а сама с ужасом смотрела на Фурмана, трясущего маму за плечи так, что голова ее болталась из стороны в сторону Поняв, что разбудить не удастся, Фурман кивнул одному из энкавэдэшников и они вдвоем сдернули мать с топчана, как есть, в рубашке.

— Одевайся, да поживей, некогда с тобой валандаться.

Мама, еще не проснувшись, натянула на себя платье, взглянула на стоящих энкавэдэшников, вздрогнула:

— За что?

— Сама знаешь, делайте обыск.

Остановившийся молча около печки круглолицый с ярким румянцем на щеках энкавэдэшник обвел взглядом комнату: чурбак вместо стула, стоящее на нем деревянное ведро с водой, чуть повыше — картинка, на которой изображены церковь и Бог… Сушатся две пары грубых ботинок, у окошка — небольшой, сбитый из крест-накрест жердин столик с двумя полочками На столе разложены несколько тетрадок, учебники, чернильница-непроливашка с торчащей в ней ручкой, банка с солью. Из нижней полки выглядывали две кастрюли, сковородка и пара оловянных чашек На подоконнике лежал сшитый из мешковины портфель, бока которого кокетливо обтянуты материей. Напротив столика топчан, сколоченный из досок, с резной, для шика, спинкой у изголовья На топчане — матрац, покрытый серой материей, одеяло, сшитое из разноцветных лоскутков. В уголке, у двери, притаилось помойное ведро, накрытое деревянной крышкой, с прислоненным к ведру веником Из-под топчана выглядывает картонная коробочка, в которой лежат десять-одиннадцать картошин

— Какой уж тут обыск, все на виду

— Делай, что тебе сказано.

— Ну, разве что для протокола, — круглолицый нагнулся и вытащил из-под топчана другую коробочку, побольше, в которой аккуратно были сложены несколько трусиков, от множества стирок потерявших свой цвет, детское платьице, рубашка, косынка и кофта, почти новая, видимо, бережно хранимая от лучших времен, да маленький мешочек, который заинтересовал Фурмана. Все эти действия происходили при гробовом молчании Он потряс мешочек, развязал, сунул туда руку и в разжатой ладони все увидели горсть отрубей.

Он торжествующе оглядел окружающих:

— Здесь не меньше килограмма.

Аня, крепко прижав давно замолкнувшего брата, обреченно думала о том, что энкавэдэшник унесет их последнее спасение

Фурман резко повернулся к маме:

— В побег готовилась? Где взяла? У лошадей украла?

Аня видела, что мама как бы оцепенела, не говоря ни слова в ответ, скорее всего даже не осмысливая вопроса.

— Фурман, оставь ребятам, ей и без отрубей хватит.

Фурман встретился с обреченным взглядом Ани, швырнул мешочек в коробку, но решил довести дело до конца. Взял с подоконника портфель и вытряс его. На стол выпали две тетрадки, книжки, самодельная тряпичная кукла

— Дяденька, отдайте! Я сама ее сделала!

Ничего не ответив, Фурман бросил портфель на стол, попытался заглянуть под топчан Однако заглянуть туда можно было лишь встав на колени, а галифе не хотелось марать Он осмотрелся, сорвал со стены изображение церкви:

— Опиум разводите по баракам? Как это я не усмотрел? Нет, чтобы вожди висели на стенах.