Яков Шехтер - Астроном

25 февраля

Уже второй день я на «Петропавловске», флагманском корабле нашего флота. Удивительное, колоссальное сооружение, целый город на воде. Огромные пушки, толстенные броневые плиты. Приборы, сложнейшие навигационные устройства, множество палуб. И все это сияет, вычищенное, надраенное до блеска. Сегодня утром, играя «зорю» я испытывал чувство гордости за великую страну, в которой живу, за могущество ее армии.

Гавань Порт-Артура окружена горами. Их тут называют сопками. Утром, когда над водой еще висит сизый туман, первые лучи солнца прикасаются к вершинам сопок. Зрелище получается совершенно необычайное: над черной водой гавани и серыми очертаниями зданий города, горят ослепительно желтые горы.

Порт просыпается, и все приходит в движение. Снуют взад и вперед катера, тарахтят моторы в доках, на кораблях начинается дневная жизнь: сигнальщики машут флажками, медленно поворачиваются, словно разминаясь после ночи, орудийные башни броненосцев. Сопки, корабли эскадры, уже белый, залитый утренними лучами Артур, все это дышит и поет, и каждая сопка возносит песню во славу Господню. Мне кажется, что я почти улавливаю эту мелодию, но она каждый раз ускользает, прикрываясь шумом портовых мастерских и гудками буксиров.

Завтра я начну изучать способы оказания первой помощи. У всех музыкантов на корабле есть дополнительная обязанность. Меня определили помощником фельдшера, во время боя я должен находится в кормовой башне и помогать раненым. Молю Всевышнего, чтобы этой помощи мне пришлось оказать как можно меньше, и чтобы все наши моряки остались живы и невредимы.

9 марта

Сегодня я впервые принимал участие в боевых действиях. Около двенадцати часов ночи всех подняли по тревоге. Мы заняли свои места. Береговые батареи непрерывно стреляли, грохот стоял страшный. С моря им отвечали японские корабли, Иногда разрывы их снарядов, падающих в сопках, освещали ночь, словно молнии. К часу ночи стрельба прекратилась, дали отбой, и мы вернулись в кубрики, но в три часа снова заняли боевые позиции. В третий раз тревога прозвучала в шесть часов утра, и с этого времени уже никто не отходил от своих мест. В восемь часов перед Порт-Артуром показалась японская эскадра. Я насчитал двадцать пять кораблей. Весь горизонт заволокло черным дымом из труб.

Шесть больших кораблей, видимо броненосцев, отделились от эскадры, и ушли за мыс Ляотешань. Вскоре оттуда раздались залпы и на горах показались султаны разрывов. Тут же наши броненосцы «Ретвизан», «Цесаревич» и «Пересвет», стоявшие у входа в гавань открыли ответный огонь. Стреляли через сопки, как объяснили мне матросы, перекидным огнем. Где-то на Ляотешане есть наш наблюдательный пункт, и оттуда по телефону сообщают о результатах стрельбы. Наверное, огонь наших броненосцев оказался очень действенным, потому что японские корабли вскоре показались из-за мыса и, усиленно дымя всеми трубами, присоединились к эскадре. Потом все корабли выстроились в линию вдоль гавани и начали обстрел порта. Им отвечали наши береговые батареи и все броненосцы. Рев поднялся такой, что стало трудно дышать.

Три орудия башни, в которой я находился, стреляли с перерывом в две-три минуты. После каждого выстрела башню наполняли густые клубы дыма, от раскалившихся стволов несло жаром. Матросы сбросили бушлаты и работали в одних тельняшках. Перед выстрелом комендор подавал знак, мы затыкали уши и открывали рты, но все равно грохот был невероятный. Я бросился помогать матросам, откатывал в сторону стреляные гильзы и укладывал их в ящики.

Стрельба продолжалась с четверть часа, затем японцы развернулись и ушли в море. От наступившей тишины заложило уши, слух вернулся минут через двадцать. Комендор башни, бравого вида моряк с пышными ржаными усами и голубыми блестящими глазами подошел ко мне и пожал руку.

– Молодец, Абрам! Хоть ты и адмиральский любимец, но грязной работы не чураешься!

Его слова произвели на меня впечатление, не меньшее, чем выстрел из орудия. Меня считают адмиральским любимцем? Почему? Кто так решил? И тот, кто это предположил, почему он так предположил?

Впрочем, для такого домысла есть достаточно оснований. Действительно, на «Петропавловск» я попал по прямому указанию адмирала, приехал вместе с ним и сразу получил должность первой трубы. Для возникновения слуха этого довольно.

К пяти часам дня срочно собрали оркестр. Мы выстроились на палубе, и когда к борту подвалил катер, грянули «Боже, царя храни». По трапу легко взбежал высоченный капитан второго ранга, поздоровался с адмиралом, кивнул выстроенному почетному караулу и вместе с Макаровым поднялся на мостик. Он прошел возле меня на расстоянии вытянутой руки, и я сумел хорошо его рассмотреть. Во всех его движениях, осанке, повороте головы, улыбке, чувствовалось благородство.