Яков Шехтер - Астроном

– Не позвал.

– А при чем тут бык? – поинтересовался Макс Михайлович.

– Кива Сергеевич принес меня в жертву моему же любопытству, – ответил Миша, обильно покрывая дымящуюся пельмешку коричнево-зеленой горчицей. – Как римские жрецы быка в храме Юпитера.

– Любопытство вещь полезная, – многозначительно произнес Макс Михайлович, промокая корочкой остатки подливы. – Без него далеко не уедешь. Только извлекать его из ножен нужно с умом. Не то, действительно, окажешься на жертвеннике с кишками наружу.

– Ну, и как тебе дельтапланеристы? – спросила Полина Абрамовна. – Любовь к астрономии кончилась? Теперь ты хочешь стать летчиком?

– Нет, – буркнул Миша сквозь пельмешку. – Но одно другому не мешает.

Мать улыбнулась.

– Ты доедай, доедай – сказал Макс Михайлович, – а потом я покажу тебе кое-что любопытное.

«Любопытным» оказалась фотография в газете «За рубежом». Правительственная делегация Сирийской Народной республики на приеме в Кремле.

– Видишь вот этого, во втором ряду, – Макс Михайлович ткнул пальцем в приземистого человека с невыразительным лицом. – Если бы полковник Куртц был жив, он бы выглядел именно так.

– А может, это он и есть? – спросил Миша.

– С какой стати? Где Куртц и где Сирия. Хотя, все на свете случается. В любом разе, как увидел я фотографию, так сразу его и вспомнил. Вряд ли это он, но похож очень.

Миша взял газету, покрутил ее в руках несколько минут, и отправился к себе на чердак. Там было холодно, с утра вытопленная печь успела остыть. Застегнув пальто, Миша уселся на табурет, оперся спиной о дымоход и задумался.

Чердак до самой застрехи был наполнен тишиной. Тускло светила сорокапятиваттная лампочка, в черном квадрате окна игриво переливался полумесяц.

«Итак, – отметил про себя Миша, – о лунниках и солнцевиках Драконов не слышал. Иначе бы не удержался рассказать. Его космогония построена на драконах. У Бэкона они почту разносят, а у Виктор Иваныча облагораживают человеческую породу. Забавный поворот. Интересно, что скажет Кива Сергеевич? Он-то, поди, давно толковал об этом с Драконовым. Оттого и меня к нему послал».

За спиной заскрежетало. Миша вздрогнул и вскочил с табуретки. Скрежет повторился, затем послышались постукивания и смутные голоса.

– Тьфу ты! Ведь это отец чистит печку перед вечерней растопкой!

Он приложил ухо к прохладной поверхности дымохода. Звуки приблизились, он хорошо различал голоса отца и матери.

– Зачем ты рассказал ему про Куртца? – упрекающе выговаривала мать. – Для чего ребенку знать о таких ужасах? Он впечатлительный мальчик, с тонкой нервной структурой. Видишь, как увлекается, то одним, то другим. И каждый раз с головой, без остатка.

– А зачем ты перевела для него дневник? – ответил отец. – Разве там….

Конец фразы утонул в скрежете совка по железной решетке поддувала.

– Это история нашей семьи. Он должен знать, откуда пришел и к кому относится. Не может человек висеть в воздухе, как дельтапланерист. Чтобы крепко стоять на земле, нужны корни.

– Куртц тоже история нашей семьи.

Голоса отдалились, потом раздался шум бумаги, легкое постукивание укладываемых друг на друга прутиков. Миша оторвал ухо от дымохода и сел на табурет.

«Забавный поворот. Да, очень занимательные истории. И у каждого своя. Но чужие рассказы не должны менять его, Мишину, жизнь. Какими бы интересными они ни казались».

Он расстегнул пальто, отогнул край свитера, ежась от прикосновения холодных пальцев к шее, снял веревочку со скрученной в трубочку охранной грамотой, открыл сундук и аккуратно уложил грамоту в одно из отделений перегородки.

В дневнике деда Абрама остались непрочитанными несколько страниц. Миша уселся на табурет, оперся спиной о начинающую теплеть поверхность печной трубы и погрузился в чтение.

6 января

Прибыли в Шанхай. После долгого ожидания на рейде и суматохи с посадкой на катера, наконец-то, высадились на берег. Нас отвезли в русский квартал возле посольства. Квартал больше напоминает осажденную крепость, чем жилой район. Улицы перегорожены баррикадами, на каждом углу усиленные караулы, по мостовой цокают копыта лошадей казачьих разъездов. Китайцев почти не видно, прохожие на улицах и лица в окнах только русские. Одетые в гражданское платье не встречаются, иногда лишь прошуршит платьем женщина, а так сплошные шинели.

Мы с Михаилом Ивановичем первым делом отправились к военному советнику посла, и попросили нас принять. Военный советник, по существу комендант русского гарнизона в Шанхае, был занят и нас принял его секретарь, штабс-капитан с аккуратным пробором посреди головы, редкой, но ухоженной бородкой и коротко подстриженными желтыми усиками. Он с большой теплотой обменялся с нами рукопожатиями, и я заметил, что средний палец его правой руки перепачкан чернилами.