Александр Кузнецов: Два пера горной индейки

Давно я не видел Синюю птицу и соскучился по ней. В этом ущелье она водилась в трех местах: в Скальных воротах, там, где долина сходится каньоном и река, вся в пене, бешено устремляется в узкую горловину, обдавая скалы брызгами; в теснине — крутом месте падения реки, грохочущей так, что приходится кричать прямо в ухо; и у Аксайского водопада, на скалах, недалеко от ледника. Здесь жили Синие птицы. Когда я познакомился с ними впервые, я ничего не знал про них. Потом они раскрыли мне все свои секреты, я изучил их образ жизни до мельчайших подробностей. И Синяя птица перестала быть Синей птицей Метерлинка, недоступной мечтой, таинственной и непостижимой. Невзлюбил я этот спектакль Художественного театра с его символикой и сентиментальностью. Я даже детей не водил на него. Зачем? У меня в одной из коллекционных коробок лежало несколько настоящих Синих птиц.

Теперь мне захотелось увидеть ее как символ того счастливого времени, времени надежд, стремлений и откровений.

Оставив внизу недоумевающих товарищей и сказав, что вернусь завтра, я пошел вверх налегке. Не взял ни ружья, ни палатки, ни спального мешка: возле Аксайского водопада мне была известна небольшая пещерка, сухая, с подстилкой из травы, закрытая со всех сторон от ветра.

Через несколько часов быстрой ходьбы я сел у водопада под знакомой рябиной. Она совсем не похожа на нашу русскую. Тянь-шаньская рябина растет как ботва моркови, сразу двадцатью, а то и тридцатью стволами. Она скорее напоминает наш орешник, только у того стволы прямые. А эти все изогнутые, скрюченные. Рябина стояла последней по ущелью, выше нее не росло ни одного дерева.

Синих птиц не было. То ли я не заметил, как они отлетели при моем приближении, то ли они уже здесь больше не живут. Водопад без них выглядел каким-то равнодушным, безжизненным, холодным. Это небольшой водопад. Хотя вода тут устремляется вниз с высоты пятиэтажного дома, но ее немного. Она то стекает по мокрым скалам, то прыгает с отвесов. В воздухе постоянно стоит водяная пыль. Угловатые рыжие скалы по обе стороны все в трещинах и черных подтеках альпийского загара. В расщелинах, на маленьких наклонных полочках, зеленеют круглый год мох и травка — крохотные участки низкорослого альпийского луга. Слева скалы упираются в небо, возвышаясь прямо над головой, а справа, из-за башен, проглядывают острые заснеженные гребни и нависает ледовая шапка знакомой вершины, заслоняя все остальное. Не раз я смотрел с нее сюда, на эту рябину и водопад. Тогда они были низом, а сейчас отсюда открывался вид на долину главного ущелья. Уходящие вниз склоны становились все положе и округлялись. На северных склонах подо мною чернели, как вылезшая наполовину щетка для сапог, тянь-шаньские ели.

— Джжи-и-и! Джжи-и-и! — раздался пронзительный крик Синей птицы.

Значит, все по-старому. Они здесь. Это хорошо. Птицы прокричали еще несколько раз, и потом одна выбежала на верхушку острого камня. Повертелась на месте, внимательно изучая меня, поводила в стороны поднятым вертикально хвостом. Я не шевелился, только попыхивал зажатой в зубах трубкой. Когда же она скрылась за скалой, я вынул трубку изо рта и тихо сказал:

— Здравствуй. Рад тебя видеть.

Прозвучало немного театрально, но я действительно был рад, что у моей приятельницы все в порядке. Никто не потревожил ее с тех пор, как мы расстались, и дела шли отлично: птицы держались парой и, стало быть, гнездились.

На свете есть много птиц синего цвета. В нашей стране живут синегалка, или сизоворонка, синий каменный дрозд, синий соловей, синяя мухоловка. Но Синяя птица одна. Она так и называется — Синяя птица, или Лиловый дрозд. Встречается она у нас только на Западном Памире и на Тянь-Шане. Ее главный секрет, тоже теперь разгаданный, в окраске. Издали, в сумерках она черная. Но стоит ее вынести на солнце, как перо Синей птицы начинает играть яркими сине-лиловыми красками.

Я продолжал сидеть неподвижно, и птицы успокоились. Они подлетали совсем близко, прыгали возле ручья, идущего ко мне от водопада, и возвращались обратно на скалы, к водяному облаку. Крик их раздавался то с мокрых скал, то с крутой осыпи у меня над головой, то совсем рядом, у ручья, в каком-нибудь десятке метров от меня. Но они не пели. Хотя должны были петь. Понаблюдав за ними еще часок-другой, можно было найти их гнездо, где сейчас, по всей вероятности, одно-два яйца: кладку к этому времени они еще не закончили. Гнездо размещается где-то в скалах, у самой воды. Оно всегда мокрое от водяной пыли и брызг. Но гнездо мне не нужно. Я хотел только услышать песню. Она будет одной из последних в этом году: скоро им станет не до песен, надо будет заниматься потомством.