Айрис Мёрдок - Отрубленная голова

— Простите меня, я искал у Палмера виски, — пояснил я. — А кстати, где они оба?

— В опере, — ответила Гонория. Она говорила рассеянным тоном. Очевидно, я занимал лишь крохотный уголок ее внимания. Гонория опять смотрела прямо перед собой, на свечи. На минуту я подумал, что она пьяна, но решил, что, наверное, пьян только я один.

— В опере, — повторил я. Мне показалось возмутительным, что после разыгравшейся сцены, в которой участвовал и я, Палмер с Антонией поехали слушать оперу. Антония должна была дождаться моего возвращения. Меня возмутило равнодушие к моей душевной драме.

— А что за опера? — спросил я.

— «Сумерки богов».

У меня вырвался смешок.

Поднявшись, я подошел к буфету и начал искать там виски. Проходя мимо нее, я заметил, что на столе лежит какой-то предмет. Это был японский меч в ножнах из лакированного дерева. Обычно он висел в холле. Видимо, Гонория Кляйн продолжала переставлять и менять местами вещи. Виски я не нашел, зато увидел бутылку отличного бренди и вернулся к столу с ней и двумя бокалами.

— Вы не составите мне компанию?

Она с некоторым усилием прервала ход своих размышлений и посмотрела на меня. Теперь я обнаружил в ее лице смутное сходство с Палмером. Гонория окинула меня беглым взором, который я не сумел истолковать. В нем сквозила то ли глубокая усталость, то ли смирение. Потом она сказала:

— Благодарю вас, почему бы и нет.

Я догадался, что в каком-то отношении она тоже дошла до предела, но не понял почему, да меня это и не интересовало. Я налил бренди.

Некоторое время мы просидели молча. Комната вдруг показалась мне необычайно темной, возможно, потому что за окнами сгустился туман. Одна из свечей стала мигать, пламя гасло, залитое расплавленным воском. Увидев, как огонь сбегает вниз, я ощутил страх и подумал, не связан ли он с другим страхом, угнездившимся у меня прямо в сердце.

— А вы быстро докопались до истины и привлекли меня к суду, — обратился я к Гонории Кляйн.

Она посмотрела на свечи и чуть заметно улыбнулась.

— Это было неприятно?

— Не знаю, — сказал я. — Полагаю, что да. Теперь все вообще так неприятно, что даже трудно сказать. — Оказалось, что я могу говорить с ней с удивительной прямотой. В наших беседах мы обходились без формальностей, и это было забавно. Произнеся первые слова, я машинально потянулся к мечу. Он лежал в ножнах с затупленным концом рядом со мной, однако Гонория Кляйн отодвинула его в сторону, и мне оставалось только играть хлебными крошками.

Я размышлял, не спросить ли мне, зачем ей понадобилась исповедь Джорджи, но понял, что не смогу задать этот вопрос. Нервный зажим, вряд ли связанный с неприязнью, заставил меня отказаться от исследования мотивов поведения этой женщины. Тем временем неясная, но важная мысль вынудила меня промолвить:

— И вот я «трость надломленная». [13] Мтф. 12, 20; Ис. 42, 3.

Я не знал, почему сказал это, но, скорее всего, меня подтолкнуло скрытое сходство с мыслями моей собеседницы. Она откликнулась сразу:

— Да. Это не имеет значения.

Мы оба вздохнули. Моя рука беспокойно шарила по столу. Я принялся рассматривать меч. Мне очень хотелось его потрогать и, так сказать, набраться от него храбрости, но Гонория держала меч крепко, по-хозяйски, ухватившись обеими руками за ножны.

подобно тому как крупный зверь держит маленького. При свечах она выглядела бледной и довольно изможденной, ее глаза щурились как будто от яркого света, и я тщетно пытался определить, чем же, кроме неуловимо властного выражения лица, она похожа на своего брата. Если Палмер был красив, то она почти уродлива. Я пристально разглядывал ее желтоватую щеку, которая тускло отсвечивала воском, и черные маслянистые волосы, подстриженные коротко и без всякой элегантности. Такие типажи любил рисовать Гойя. Лишь вырез ноздрей да изгиб губ намекали на свойственную евреям утонченность.

— Это ваш меч? — спросил я и положил руку на краешек ножен.

Она посмотрела на меня и ответила:

— Да, это японский меч самураев, и очень хороший. Меня всегда интересовала Япония. Я работала там некоторое время. — Она снова отодвинула меч.

— Вы были в Японии вместе с Палмером?

— Да. — Она говорила, словно погруженная в глубокий сон.

Мне хотелось дать ей понять, что я рядом и вполне реально существую.

— Можно мне посмотреть меч? — задал я вопрос. Я предположил было, что она решила не обращать на меня внимания. Но Гонория повернулась ко мне, как будто что-то задумав. Она положила меч, и он покатился по полированному столу. Я ждал, что она даст мне рукоятку, но, когда я протянул руку, она взяла рукоятку сама и быстрым движением вынула меч из ножен. Одновременно она встала.