Виталий Кравчук - Дело №888

– А чем он занимается сейчас, помимо того что печалится и унывает? – неожиданно спросил Платон.

– Он продолжает руководить деятельностью фонда, развивая его. Филиалы фонда есть уже во многих странах.

– Понятно, – задумчиво произнес Платон. – Ты сказал, что он из семьи священнослужителя. А что с его родителями?

– Да, совсем забыл, – ответил я. – Его мать умерла, рожая его.

Я рассказал Платону об отношениях Говорова с отцом. Платон внимательно меня выслушал и, вздохнув, сказал:

– С этого надо было начинать. Мне надо время, чтобы подумать над тем, что ты рассказал. Не обещаю помочь, но обещаю подумать. Ты же еще не уезжаешь?

– Конечно нет, – обрадовался я. – Я буду здесь столько, сколько нужно.

– Тогда до завтра, – Платон встал со стула и направился к выходу. – Подумай насчет исповеди.

Как только дверь закрылась, я облегченно вздохнул. Все-таки мне удалось донести до Платона суть проблемы, с которой приехал. Я немного изменил свою роль в деле с Говоровым, поскольку не хотел рассказывать Платону о существовании негласных церковных судов, где в роли подсудимого выступает богатый мирянин, в роли прокурора – другой не менее богатый гражданин, а в роли судьи – священнослужитель. Расскажи я об этом Платону, думаю, можно было бы собираться ехать обратно домой. Вряд ли бы он понял и одобрил подобного рода богохульство. Даже у меня в голове не вполне укладывается такая форма «судопроизводства». Я не считаю, что обманул Платона. Цель, которую необходимо достигнуть в деле Говорова, я сформулировал правильно, да и со средствами не обманул. Только умолчал о процедуре.

Изучая устройство Церкви в России, я с удивлением открыл, что церковные суды действительно существуют. Правда, совсем не те, о которых поведал Говоров. Суды действуют на основе Устава Русской Православной церкви и Положения о церковном суде. Оказалось, что Русская Православная церковь имеет собственную судебную систему, не связанную с государственной, осуществляемую как раз церковными судами посредством церковного судопроизводства. Эта судебная система имеет много общего с системой, в которой я привык работать. Она состоит из церковных судов определенных уровней, то есть инстанций. Высшей инстанцией, подобно Верховному суду, является суд Архиерейского собора, обладающий значительными полномочиями и широкой компетенцией. Поразительным оказалось то, насколько Положение о церковном суде напоминает Гражданско-процессуальный кодекс, в точности повторяя отдельные его места. Здесь и объяснения сторон, и показания свидетелей, и заключения экспертов, и протоколы судебных заседаний – в общем, практически все, что присуще судебной системе России.

Разница заключается только в специфическом характере рассматриваемых дел, связанных с обвинением клириков и мирян в совершении церковных правонарушений. Указанные правонарушения утверждены перечнем Священного Синода, и за них могут быть назначены канонические наказания в виде освобождения от должности, извержения из сана и даже отлучения от Церкви. Однако церковные суды не имеют ничего общего с теми судами, о которых рассказал мне Говоров. Даже странно, что сомнительное мероприятие, в котором мне предстояло поучаствовать, Говоров обозначил как «церковный суд». Думаю, ему известно о настоящих церковных судах, а значит то, о чем он говорит, не должно называться так же, иначе может возникнуть путаница в терминологии.

С другой стороны, изначально Говоров говорил о Страшном, или Божьем суде, куда его вызвали повесткой, и только после того, как я потребовал рационального объяснения происходящего, стал говорить о церковных судах. Странно все это. Такое впечатление, как будто Говоров действительно готовится к Страшному суду, а легенду про закрытые церковные суды придумал специально, чтобы я поверил и взялся его защищать. Да нет, бред. Говоров взрослый умный человек, не думаю, что он всерьез может ожидать Страшного суда. Гораздо больше в настоящее время его интересует конкретный суд, который хотят над ним вершить его вполне конкретные богатые коллеги. Возможно, ему вообще наплевать на спасение и на вечную жизнь после смерти, важнее показать превосходство перед друзьями, а особенно перед Церковью. Мол, решили меня судить, ну так я вам устрою процесс века.

Хотя после случившегося. вряд ли его так волнует мнение коллег. Нет, наверное ему все-таки важно посредством этого суда очиститься перед Богом, доказать свою невиновность, праведность. Но тогда, как и сказал Платон, было бы проще исповедаться. А исповедаться он не хочет, потому что не верует в Бога, но признает Его существование.