– Это, вероятно, и имел в виду Тимофеев-Ресовский.
– Пресуществление духа в предметах материального мира. Материальная культура. Здесь бы надо поподробней.
– Ну, рассказывай. Талантливо.
– Ехал я тут по югу Москвы, смотрел вокруг: ни одного сколько-нибудь привлекательного предмета. Какая музыка застыла в этой убогой архитектуре? Чей дух пресуществился в уродливой рекламе, в столбах, в остановках? Почему все такое плохое?
– А за городом красивы только церкви. Из всего, что сделано руками.
– Богу – лучшее, а нам, грешным, одноразовое говно. Вот оно, монофизитство.
– Правда, все одноразовое.
– Блок про это знал еще сто лет назад – помнишь про пошлость производства? Советовал покупать только книги и самое необходимое. Посмотрел бы он, что делается сейчас. Не хватит никакого духа всю эту ломающуюся дрянь одухотворить. Как можно писать натюрморт с телефоном, когда он сломается раньше, чем краски высохнут?
– Да, точно, ломается даже то, что и сломаться-то не может.
– Подозреваю тут экономический расчет. «Век расшибанья лбов о стену / Экономических доктрин». Был я как-то на выставке старинного платья…
– С чего бы это вдруг?
– Случайно. Смотрел больше на посетительниц, чем на экспонаты. Пришло несколько веселых тетенек-ткачих. Одна и говорит: «Глядите, как делали, а ведь темные люди были! Вот у нас на фабрике – сплошной брак». И весело так засмеялись.
– И что же советовать мальчику?
– Послужить улучшению вещей.
– Да уж, лучше – вещей, чем людей. Безопасней.
– И не ради прибыли – ради самих вещей. Результатом пусть будут не деньги, а продукт. Крепкий красивый стол.
– Наконец-то в нашей философии появился стол. Так всегда излагают: «Закон отрицания отрицания. Возьмем, к примеру, стол».
– «Труд не является товаром рынка, так говорить – оскорблять рабочих».
– Помню. Бродский. «Труд – это цель бытия и форма».
– А когда труд становится товаром рынка, какое тут творчество? Она работает на швейной фабрике, он – на кирпичном заводе делает плохие кирпичи. Презирают свою работу и себя. В пятьдесят пять и шестьдесят – на пенсию, к телевизору. Помню требования шахтеров: «Чтобы зарплату платили вовремя или хотя бы с небольшим опозданием».
– Ужас.
– Проняло до слез – вот зачем они работают.
– Воля ваша, рабочим я никому не посоветую становиться. Хотя бы инженером.
– Чехов уважал инженеров. Инженеры и врачи у него наравне. «Инженер или врач Z. пришел к дяде редактору…» Это из дневников. «…Увлекся, стал часто бывать, потом стал сотрудником, бросил мало-помалу свое дело; как-то идет из редакции ночью, вспомнил, схватил себя за голову – все погибло! Поседел. Потом вошло в привычку, весь поседел, обрюзг, стал издателем, почтенным, но неизвестным».
– Жалко, что так и не написал. Тоже про расстригу.
– Грустно, Чехов очень верил в прогресс, в избавление от гнета труда. «Через двести, триста лет жизнь на земле будет невообразимо прекрасной…» Свершилось: сплошное веселье, удобство, домашний кинотеатр, микроволновки, телефончики с фотоаппаратами, отдых в Турции и Египте, звезды эстрады на льду, депутаты играют в футбол, не пропустите продолжение праздника! И вот еще: торгово-развле-кательные центры. Веселье неотвратимо, никуда не спрятаться. «Тут чё, похороны? И врубила погромче». Хочешь поесть – послушай бодрую музычку. Громкую, всегда. Летишь на самолете – посмотри фильм. Отдохни.
– Чехов и представить себе не мог, под каким гнетом отдыха мы окажемся. «Дядя, мы отдохнем…»
– Порядок. Ordnung.
– Страшное слово.
– Ничуть. Разве что чуть-чуть. Порядок – великая ценность. Знать, что завтра ты проснешься в той же ситуации, что заснул, – благо: убивать по-прежнему нельзя, в городе не стоят иностранные войска, правила, пока ты спишь, не поменялись. У Ремарка, не помню где, – дело происходит в послевоенной Германии – герои питаются в столовой на талоны, купленные за бесценок давным-давно, чуть ли не до войны, а хозяин злится, но кормит. Наши-то послали бы подальше – мужик, ты на календарь давно смотрел? Но немцы уважали порядок, а порядок держится на условности, не на одной силе: билеты, талоны – это ведь условности.
– Порядку служат милиционеры, следователи, судьи, военные…
– По крайней мере, имеют такую возможность.
– Отчего же мы их сторонимся?
– Отчасти – снобизм, глупость. Еще – печальный опыт. Еще – оттого, что все говорят: «Бандиты и милиция – одна мафия».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу