Ксения Букша - Мы живем неправильно

– Зачем же ты тогда его защищаешь? – возмущается Вайс на Алекса.

– Потому что я хочу, чтобы у меня был достойный соперник. Когда его критикуют, мое достоинство тоже страдает, – отвечает Алекс.

– Мы отвлеклись от темы, – говорит редактор негромко.

– Так вот, я подчеркнул там оранжевым маркером одно предложение… – нудит Вайс.

– Вы ведь, – говорит Алекс, – не читали статью, которую написал Петр. Вы просто взяли оранжевый маркер и подчеркнули там одно предложение. Так?

Редактор смотрит на Вайса. Тот пожимает плечами:

– А что читать? Скука же смертная. Спорим, вы тоже не читали.

Не в бровь, а в глаз. Даже мне сзади видно, как редактор краснеет.

– У меня вчера была встреча на телевидении… Мечусь как угорелый… Кто читал статью Петра, поднимите руки!

Тишина. Фырканье Алекса.

– А остальные статьи? – повышает голос редактор. – Кто-нибудь вообще читал хоть что-нибудь, кроме того, что сам писал?

У дверей поднимается одинокая рука корректора.

После обеда мне звонит пивовар Амур Уваров. Как будто больше ему делать нечего. Он, между прочим, глава крупной фирмы. Шел бы уж там. Издержки минимизировать или, наоборот, разрабатывать стратегический план. Так нет, надо на меня навалиться всей массой.

– Мы так не договаривались! – кричит он. – В твоей статье написаны ужасные вещи!

– Мне очень жаль, – говорю я.

– Я-то знаю, чего тебе жаль! – орет Амур Уваров. – Там все вранье! Все – до единого слова!

В этот момент у меня звонит мобильник.

– Простите, – говорю, – Амур, я должен ответить. Алло!

– Алло! – скрежещет голос в мобильнике. – Это Генрих Эдирбаджет! Какой позор! В вашей статье написаны ужасные вещи!

Прыгать нет сил, кричать нет голоса, глаза не хотят смотреть на этот мир, язык не ворочается, слова вываливаются изо рта, мутит и воротит с души тяжелые камни, в голове с острым пронзительным треском и проблеском прыгают железные шарики.

Мы с Алексом идем курить, и я ему жалуюсь.

– Вообще, – говорю. – Я не могу так работать. Мне надоело писать статьи про сухие завтраки, неудивительно, что я пишу их плохо. Это от скуки. Я скандальный журналист. Я хочу высказывать мнения и подкреплять их блестящими аргументированными доказательствами. Или хотя бы плодами моего болезненно-изысканного ума. Я хочу написать роман. Острый, актуальный, шокирующий журналистский бестселлер.

– Про что? – поражается Алекс. – Про что сейчас можно написать скандальный роман? Чем можно шокировать наш пресыщенный мир? Безногие либерийские повстанцы? Пробка, чтоб защищаться от гориллы-насильника?

– Скандальный роман можно написать о чем угодно, – объявляю я. – Налепить на человека маленькие веб-камеры и следить по Интернету. Жизнь любого человека прекрасна и чудовищна.

Алекс и Тангенс ведут войну с гоблинами. Сидят в наушниках, напрягаются, нашаривают мышками по коврикам и время от времени негромко перекрикиваются:

– Слева, слева обходи.

– Там граната.

– Посмотри за стеной.

«Подводное землетрясение вызвало гибель ста двадцати пяти тысяч человек… Цунами на Шри-Ланке… Индия затоплена… При полном безветрии волна тихо подошла и смыла цепочку островов… числятся пропавшими без вести».

Я пытаюсь представить себе, как это произошло. Однако некоторые вещи невозможно себе представить. Четверть миллиона людей на чужом языке, я их не знаю. И ничего не чувствую, кроме жжения под черепной коробкой.

– Шухер, шухер! – кудахчет Тангенс.

– Черт! – Алекс аж подпрыгивает на стуле. – Да куда ж ты, бл…

Алекс срывает с себя наушники. И Тангенс тоже. Оба в бешенстве. Похоже, на этот раз победа за гоблинами.

– Акционер! – вопит Алекс на Тангенса. – Финансист, титан, стоик!

– Это ты виноват, надо было сразу гранату брать, а так где же мне было успеть?

– Да ты просто тормоз! Как тогда в бильярд! Тыкаешь куда попало своим… кием…

– Не в бильярд, а на бильярде, – поправляю я.

Еще вечером было ясно, что снега выпадет много. Сижу за компьютером, краем уха слушая звуки. Звенит телефон у секретаря. У кофемолки басом – дон-дон – толстая белая чашечка. Тангенс надевает шапку: подправляет ее на голове, выверяя миллиметры; а потом уходит так тихо, что я даже не успеваю заметить – в дверь он ушел или в зеркало. Из коридора пахнет апельсином и кофе. Пошутить лишний раз и то лень, хотя шутки в голове так и толкутся.

– Бл-лин, – говорит Алекс тоскливо. – Вроде Новый год скоро. Почему же такая тоска?