Анастасия Чекмарева - I am enough. Просто. Ешьте. Еду.

Я с огромной неохотой делала всё, что мне давали. Я поняла, что просто на дух не переношу атмосферу в офисе «N», задания и всё, что с ним связано. Поэтому в марте мне было особенно сложно: из стороны в сторону моё моральное состояние наравне с СГ «расшатывали» и события в жизни.

Однажды мне дали задание взять небольшое интервью у сотрудника организации «D». Я, конечно, еле как его выполнила (и очень старалась), но больше я этого делать не хотела. Начальница начала замечать, что я совсем не горю тем, чем занимаюсь. Сначала она писала мне в «WhatsApp»: «Настя, почему ты так работаешь, в чём дело? Другие наши стажёры так счастливы у нас работать! А с тобой что?» Я отвечала, что очень стесняюсь новых людей и не могу привыкнуть к такой активной социальной деятельности. Это было правдой – я не лгала ей.

Я ещё сама толком не понимала: лучше что-либо оставить, чем пытаться любить (хотя ты терпеть это не можешь).

Проходили дни, но ничего не менялось. Я так же с неохотой бралась за задачи, наотрез отказывалась звонить куда-либо, и задания «висели». В итоге руководительница (Е.) поговорила с Ниной (потому что именно Нина меня сюда привела), и сказала ей, что у меня нет желания работать.

Когда в очередной раз я приехала к 9-ти утра, чтобы «принять смену» от Нины и находиться с ребёнком, она собиралась и между делом со мной разговаривала:

– Насть, а почему мне Е. говорит, что ты не работаешь? Тебе не нравится?

– Да, не моё.

– Ты только сейчас это поняла? Серьёзно? Ты же училась 4 года по профессии.

– Ну, да. И что. Учиться мне нравилось, а работать по этой специальности – нет.

– Так и что теперь делать? Я, наоборот, тебя туда «засунула», а теперь выходит, что тебе не надо.

– Да, извини… Я поняла, что не надо. Мне очень тяжело делать это, я найду что-нибудь другое.

– Ладно. Только поговори с Е. сама об этом. Договорись, что туда ещё приедешь, хорошо?

– Хорошо.

С одной стороны, я очень обрадовалась, что всё так мирно закончилось: Нина не выказывала обиды или огромного разочарования, что «я не оправдала её ожиданий». С другой – я поняла, что мне придётся лично разговаривать с Е. о себе же. Это ввело меня в состояние нового стресса, но поговорить с ней я была обязана.

Нина написала мне список лекарств, какие давать Мише, так как тогда он болел, и ушла. Я весь день переживала, о чём мне с Е. говорить, так как я не умею выстраивать подобные разговоры и жутко нервничаю, а ещё могу вовсе расплакаться на ровном месте от волнения.

Я написала Е. в «WhatsApp», что приеду в отдел завтра. На следующий день я ехала в метро и успокаивала себя: «Вот видишь, ты не волнуешься, всё в порядке. Сейчас придёшь, спокойно поговоришь с ней, поедешь домой и больше никогда туда не вернёшься. Как ты и хотела. Не переживай».

Я приехала, мы прошли с начальницей в переговорную. Вот она сидит передо мной, прямо напротив, глаза в глаза, мы в огромной комнате, тотальная тишина. Я захотела провалиться сквозь землю или просто встать и уйти, ничего не объясняя. Почему так было нельзя?

Я начала говорить и буквально через минуту расплакалась (что, я себя не знаю, что ли?). Е. знала о моём «Instagram»: по-моему, о нём Нина ей и сказала. Начальница смотрит, как я начинаю всхлипывать, и говорит: «Насть… Это потому… что у тебя была анорексия? Ты сейчас… не можешь с собой справиться?» «В смысле я поправилась и теперь переживаю? Или я переживаю, что я не могу нормально есть? Или к чему вообще это у меня спросили??» – подумала я.

Правильно было ответить «Нет, конечно, просто я поняла, что такой вид деятельности мне не подходит», но мне уже было плевать, что подумают: что я больная, что я психичка и реву сижу – что угодно. Мне хотелось просто бежать из этого офиса и больше здесь не появляться.

В итоге я просидела со слезами и соплями бесконечные 5 минут, не выговорив толком ни фразы, и Е. мне сказала искать работу, которая мне действительно будет нравиться и на которую я буду лететь; где я буду выполнять задачи с радостью. Я согласилась, встала и ушла. Я была просто счастлива по уши. Мне было плевать, что обо мне подумают: плохой сотрудник, больная анорексичка, застенчивая серая мышь. Мне хотелось, чтобы в моей жизни этой работы больше не было – всё.

Почти я забыла обо всём этом, как мне снова написала в мессенджере начальница, что меня аж по привычке напрягло: «Настя, ты не отдала пропуск, завези его, пожалуйста». Я расстроилась, так как надеялась, что я больше туда не вернусь. Я так не хотела никого видеть из того офиса.