Энтони Бёрджес - М.Ф.

К моему удивлению, мужчина в рубашке с короткими рукавами принес сандвичи с сырым луком и байку горчицы с уксусом. Это был хорошо сложенный маленький октерон или, может быть, квартерон, [76]с массой волос, укоризненно по этой причине взглянувший на Аспенуолла. Я ему говорю:

– Я ищу музей Сиба Легеру. Должен быть где-то поблизости. Ключ в лавке табачника.

Он с сожаленьем встряхнул волосами и, по-прежнему ими тряся, ушел. Поиски выходили нелегкими. Я взял сандвич, а Аспенуолл говорит:

– А когда дверцы сзади и спереди, такого не бывает, правда? Ничего замороженного сзади не остается. Хорошая идея, иначе ублюдки не платили бы за ее удушение. Консерваторы, сволочи. Знаешь, какая другая идея?

– Нет.

– Ну, давай. Угадай. Угадай.

– Слушай, ты, конечно, имеешь в виду, что дверцы должны быть устроены по бокам. Сзади было бы трудно – решетки, свинцовые пломбы, и прочее.

– Ох уж мне эти ребята. Морозильника не имеют, а все про него знают. Давай, гадай дальше.

– Нетекущая байка с маслом. Рама, принимающая на себя вес очень тяжелого трахальщика.

– Он всегда может снизу лечь.

– Вдруг ему попадется очень тяжелый партнер.

– Сейчас это меня не особенно интересует. Пошли со мной, будешь в полной безопасности. Впрочем, забавные твои слова про ту самую нетекущую банку.

– Что ты имел в виду, пошли со мной? Когда отплываешь?

– Наверно, завтра на рассвете. Сделал на посудине пару вещичек. Проведу капитальный ремонт на каком-нибудь кисе. Сучий был шторм. Нет, насчет этой байки.

– Во Флориду плывешь? Значит, не будешь ждать Божыомайку?

– В задницу этого извращенца с его извращенной поэзией. Конфуций или какой-то другой тип сказал, что последняя капля парню всегда в штаны попадает. Материал портится, знаешь. Вот тут в дело вступает портной-модельер. Вставляем сменную губку по форме ширинки, чтоб собирала капли. Даже знать не желают о любом подобном предохраняющем презервативе. Пред пред пред предназначенном для для как его там.

– Растворения? Поглощения? Для сокрытия?

– Наверно, именно так.

– Можно мне сегодня на борту ночевать?

– Наверно, именно так.

Он прикончил бутылку рома без моей помощи, я просто ел лук и сандвичи. Макнул уголком в горчицу последнюю корочку, проглотил и закашлялся. Тело мое сотрясалось: я стал окончательно плох.

– По-моему, именно так.

Я видел: он сонно соображает, чего б еще выпить. Не настал даже полдень, перед ним лежал долгий день выпивки в одиночестве. Ну, в любом случае, с моим скорым отъездом отсюда, кажется, дело улажено. Аспенуолл мне не нравился, но моряк он хороший. Без поэтодряни в священной рубашке казался терпимей. Так или иначе, в шторм любой порт хорош. Я понял, что это на самом деле не очень-то подходящая поговорка. В голове гудели разные загадки, но теперь можно было их игнорировать. Я был скромно доволен. Здесь было темно и прохладно. Вскоре продолжу поиски Сиба Легеру. В золотую длинную узкую дверную щель проникало золотое солнце, куда, как в плавательный бассейн, не хотелось поспешно кидаться в пару ближайших минут. Потом в дверь проникло еще кое-что: очень знакомая фигура, жестоко затянутая в корсет. Мисс Эммет энергично ударила кулаком по стойке бара и крикнула:

– Мануэль! Мануэль!

Вгляделась во тьму, но не увидела никого знакомого, ничего нужного. Нужно ей было, как я увидел после появления волосатого Мануэля, одно – пачка с десятком сигарет «Хани-дыо». Она не изменилась. На поясе болтались ножницы. Ей следовало возвращаться туда, где она поселилась или остановилась, к переваренным яйцам и хрусткому рафинаду. Я, как всегда медленно, начал соображать, что она делает здесь, на далеком острове Кастита.

Смятение моей сестры и мое при нашей первой встрече без особого желания встретить друг друга облегчала новость о неудавшемся покушении на жизнь президента.

Звали ее Катерина, очень простое имя, напоминающее о каменных святых. Мисс Эммет звала ее Китти, а иногда ужасающе – Китти Ки.

– Так, – сказал я.

Диктор теленовостей, лысый молодой человек, на фоне взятых крупным планом лиц ошеломленных каститцев бормотал, захлебывался:

– …пока его превосходительство отдавал почести. Пуля попала в статую, пробила гипс и обнажила простой механизм, посредством которого совершалась мистификация. Начато расследование этого наиболее, по словам его преосвященства архиепископа, вопиющего богохульства, когда-либо осквернявшего священную реликвию. Его превосходительство президент заявил, что сильней потрясен этим свидетельством греховного и циничного заговора с целью бросить тень сомнения на фундаментальную характеристику религиозной жизни ревностных христиан, чем милостиво и, он сказал бы, чудесно неудавшимся покушением на жизнь демократически избранного…